Солдат удачи
Шрифт:
Появление новой восемнадцатилетней родственницы доставило всем массу волнений; Джей-Джей и Фрэнсис Брэм неоднократно были званы на обед к Хиксам, у которых появилась возможность как следует присмотреться к юной еврейке, ставшей почти настоящей аристократкой. Хиксы еще не решили, как же все-таки относиться к ней, но в одном все были согласны: под ее красотой, улыбками и грацией скрывалась настоящая решительность, в которой эта девочка не уступила бы и зрелому мужчине.
— Она добьется всего, чего захочет. Попомнишь мои слова, — сказала Энн Элджернону, помахивая рукой вслед карете, увозившей Джей-Джея с его супругой.
Элджи кивнул. Иногда он тоже был способен наблюдать и делать выводы.
— Она всегда сможет угодить мужчине, — произнес он. — Она так хорошо умеет слушать.
— Я не заметила.
— Это потому, что ты не можешь взглянуть на нее глазами мужчины.
Энн слегка кивнула, и Элджернон внезапно произнес восхищенным тоном:
— Впрочем, никто на нее и не посмотрит, когда есть ты, любовь моя.
Энн рассмеялась:
— Ты научился кое-чему, Элджи.
Он радостно фыркнул, запирая входную дверь.
Снова пришло Рождество. Теперь Джордж исполнял роль хозяина Строберри Хилл вместе со своей невесткой Фрэнсис в качестве очаровательной хозяйки. Кэролайн и Фрэнсис Хикс, включенные в число гостей, восхищались миниатюрной красотой Строберри Хилл, восстановленной Фрэнсис, хотя у молодых людей не было достаточно денег, чтобы оплатить счета. Но сейчас никто не думал об этом, так как новый 1840 год уже наступал под колокольный звон — звук вдвойне прекрасный, ибо возвещал еще о личном счастье королевы: было объявлено о ее помолвке с принцем Альбертом.
Весной, когда Элджернон и Энн уже были женаты год и восемь дней, королева и ее кузен взошли к алтарю, а затем, после торжественной церемонии, отправились ненадолго в Виндзор, чтобы провести там медовый месяц.
Лорд Мельбурн был совершенно забыт, о чем свидетельствуют строки в дневнике королевы: «Безграничная любовь и преданность Альберта подарили мне чувство божественной радости и счастья». На следующий вечер королева и принц дали званый обед, а затем был бал, и в обоих случаях принц помогал ей надевать чулки! Месяцем позже маленькая королева забеременела, и это стало модным. Кэролайн Хикс последовала ее примеру, и в апреле 1840 года она уже могла стоять перед большим зеркалом и оценивающе разглядывать едва заметную выпуклость своего живота.
Все думали о детях; и однажды Джей-Джей, лежа в постели и наблюдая, как потоки лунного света заливают обнаженное тело его жены, спросил у нее:
— Ты подаришь мне ребенка, Фрэнсис?
Вынимая последнюю шпильку, удерживавшую прическу, она повернулась к нему, и густые черные волосы упали ей на грудь.
— Ты знаешь, что да, но не сейчас. Мне хочется еще повидать жизнь, Джей-Джей. В Строберри так весело. Вспомни все вечеринки, которые у нас здесь были, — ответила она.
И это было правдой. После свадьбы они едва ли провели сколько-нибудь времени в их собственном имении в Эссексе. Джордж позаботился о том, чтобы жизнь в Строберри Хилл превратилась для всех троих в легкое и бесконечно праздничное существование. Тот факт, что поместье Уолдгрейвов было полностью заложено и что ежедневные визиты кредиторов превратились в обычное явление, вовсе их не беспокоил.
Джей-Джей раздраженно отвернулся от нее:
— Для тебя это не имеет значения, Фрэнсис. Ты здорова. А у меня было так много приступов в последнее время, что я чувствую необходимость иметь наследника.
— Как ты можешь так говорить? Джей-Джей, дорогой, ведь доктор говорил тебе, что эпилепсия — не смертельная болезнь.
— Чертов педераст этот доктор, я сам знаю, как я себя чувствую! Я хочу ребенка, Фрэнсис.
Джей-Джей вылез из постели и теперь неподвижно стоял перед женой совершенно обнаженный. В таинственном и тревожном свете луны он казался плотоядным фавном. Охваченная внезапным беспокойством, Фрэнсис плотно запахнула халат. Джей-Джей, хотя и больной, был сильнее ее, и Фрэнсис знала, что никто из Уолдгрейвов никогда не удовлетворялся отказом женщины.
— Джей-Джей, пожалуйста, не смотри на меня так. Я устала.
Однажды, много лет назад, в этой же самой комнате с голубыми шелковыми стенами граф Уолдгрейв точно таким взглядом смотрел на графиню. Теперь история повторялась, и его незаконнорожденный сын решительно устремился к своей прелестной жене. Для нее наступил момент немедленного выбора: борьба или игра. Уже научившись обращаться с противоположным полом (мужчины постоянно ухаживали за ней, невзирая на ее замужество), Фрэнсис сделала верный шаг. Она слегка и волнующе улыбнулась, а затем, ловко уклонившись, стремительно ринулась мимо Джей-Джея и выскочила из двери, бросив назад быстрый взгляд из-под трепещущих черных ресниц, как она умела это делать. Босые ноги Фрэнсис едва касались земли, когда она бежала вниз по причудливой галерее. Позади нее несся Джей-Джей, абсолютно голый, давясь от смеха, — наконец до него дошло, что это любовная игра. Фрэнсис была уже в самом низу лестницы и, остановившись лишь на миг, чтобы бросить Джей-Джею еще один влекущий взгляд, она проскочила через маленькую арку в сад. А там начала кружиться в лунном свете, и ее тонкий халат взвился, открывая длинные ноги и обнаженные бедра.
Джордж, наблюдая из своего окна эту сцену, почувствовал, что близок к обмороку. Он был безумно влюблен в свою невестку, страстно желал жену своего брата, и этот ее экзотический вид был настолько возбуждающим, что Джордж понял, что должен отвернуться. Но не мог. С болью и трепетом он увидел, как Джей-Джей выбежал и бросился к ней. Джордж заметил, как Фрэнсис взглянула на окна, и спрятался за занавеской. А потом он увидел, как она упала на землю, выгнувшись навстречу своему сгорающему от вожделения мужу, и тот с силой набросился на нее. Джордж подумал, что потеряет рассудок, когда увидел, как Фрэнсис принимает ласки мужа — абсолютно раскованно и улыбаясь от наслаждения. Он никогда не желал ничего так сильно, как желал сейчас Фрэнсис. Услыхав, как она неистово вскрикнула, достигнув вершины наслаждения, Джордж понял, что больше не вынесет. Повернувшись, он в отчаянии упал на свою кровать, зажав уши, чтобы не слышать долгий ликующий стон своего брата.
Но не прошло и трех недель, как этот любовный стон превратился в предсмертный хрип. Фрэнсис и Джей-Джей возвратились в Лондон, в их дом номер 38 по Джермин-стрит, где его загадочная болезнь усилилась.
Возвратившись из шляпного магазина на Бонд-стрит, Фрэнсис обнаружила своего мужа лежащим на полу в эпилептическом припадке. Но на этот раз припадок не прекращался, и после сильного приступа рвоты у Джей-Джея прелестная еврейка послала за доктором. Тот обследовал больного с мрачным видом, пробормотал что-то насчет «необузданной молодежи» и уложил пациента в постель.
На следующий день Джей-Джею стало хуже, у него почти не двигались мышцы лица и тела. Доктор приходил и уходил, и должен был прийти опять, но его, естественно, не было, когда наступил конец. Джей-Джей впал в забытье, и Фрэнсис внезапно услышала его хрипящее дыхание. В ужасе она выскочила из дома и неистово забарабанила в дверь соседям. Но во всех трех ближайших домах никого не было, и только в доме номер 30 на ее рыдания и крики откликнулся мужчина, высунувший голову из окна верхнего этажа.