Солдат удачи
Шрифт:
Джона Джозефа охватило беспокойство, и он выглянул из окна карсты в ночную темноту, иссеченную белыми корявыми ветками деревьев. Каким большим и удивительным был этот лес, когда саксонские короли охотились в этих местах — перед тем, как было произнесено проклятие. Но теперь все было уничтожено распродажей леса из-за необходимости оплатить долги Уэбб Уэстонов. Джона Джозефа передернуло от раздражения. Какие скверные дела! И вдруг непроизвольно перед ним возник образ Горации Уолпол — что за восхитительное и необычное дитя. Как жаль, что она так молода и не может сравниться с Маргарет.
Карета сделала поворот, и Джон Джозеф увидел впереди, несколько левее, неясные очертания мрачной громады замка с темными слепыми окнами. Юношу вновь захлестнули старые чувства: страх, ненависть, ощущение вины.
Перед Центральным Входом, на булыжниках, которыми некогда был вымощен четырехугольный двор, ярко горел костер, и как только экипаж подъехал ближе, Джон Джозеф смог разглядеть странные пляшущие тени на терракотовой кирпичной стене особняка сэра Ричарда Уэстона. Там, в таинственном и магическом отблеске костра, Кловерелла и ее сын танцевали босиком под аккомпанемент флейты.
Джон Джозеф с изумлением глядел, как две пары маленьких ног притопывали и подпрыгивали, словно возвратились стародавние времена. Это было замечательное зрелище, но все же гудение пламени и мысль о том, что Кловерелла происходит из рода ведьм заставили Джона Джозефа вздрогнуть. Не нашла ли ее прабабка свою смерть в таком же огне?
Затем, стряхнув оцепенение, он позвал из окошка кареты:
— Кловерелла! Эй, Кловерелла! Это я, Джон Джозеф.
Она взглянула вверх и, продолжая танцевать, взмахнула рукой, указывая Джею на хозяина, который подъезжал к замку Саттон. Джей, несмотря на свой пятилетний возраст, отвесил короткий поклон и почтительно замер на месте. Джон Джозеф не мог оторвать глаз от ребенка, гадая, был ли это его собственный сын, или к этому был причастен Джекдо.
Когда карета остановилась и Джон Джозеф приблизился к мальчику, он понял, что его внешность не сможет ничего ему подсказать. У Джея были такие же ореховые глаза, как у матери, и темные, густые волосы. Уж не был ли носик ребенка слишком похож на красивый прямой нос Уэбб Уэстона? Но улыбка — разве она не напоминала улыбку Джекдо?
В полном замешательстве молодой мужчина взглянул на Кловереллу, но та только пожала плечами и засмеялась:
— Ничего не скажу.
— Но я только хотел знать, он мой или нет?
— Джей принадлежит только самому себе, хозяин. Ну, не хотите зайти выпить пива?
— Да. Но ненадолго. Впрочем, времени хватит, чтобы обсудить с тобой твое будущее.
Кловерелла улыбнулась ему дразнящей улыбкой:
— Я думаю, что будущее само о себе позаботится.
— И что же это должно означать?
— Ничего особенного, сэр, — ответила она так, словно в действительности подразумевала «вес».
Они прошли через Центральный Вход и оказались в темном Большом Зале. Костер, пылавший во дворе, бросал отсветы на окна с витражами, и те вспыхивали то рубиновым цветом, то иссиня-черным, то золотым. Время от времени блики падали на щиты с гербами, и голова сарацина с высунутым языком, венчавшая шлем Уэстонов, внезапно показалась почти живой.
— Он выглядит почти забавным, — сказал Джон Джозеф.
— Вот потому-то я и разожгла костер. Чтобы поприветствовать нового хозяина. Но мне почему-то казалось, что вы приедете сюда с невестой.
— О чем ты говоришь, Кловерелла?
— О, у меня просто возникло предчувствие, что вы наконец-то встретили того, кто вам нужен.
— Вы с Джекдо только возитесь со своими предчувствиями и больше ничего не делаете. Ты никогда не пыталась подумать головой? Как я мог кого-нибудь встретить? Я был в Лондоне, улаживал дела отца и передавал Саттон агентам.
— Но ведь в Лондоне есть женщины, не так ли?
На это Джон Джозеф ничего не смог ответить. Он молча проследовал за Кловереллой через Большой Зал и налево.
— Я разожгла камин в библиотеке и принесла немного эля из кладовой. Сейчас я зажгу свечи. Садитесь и устраивайтесь поудобнее. Иди сюда, Джей. Забирайся в свое гнездышко, дорогой мой.
Она подтянула к очагу подушку, а малыш забрался под одеяло, помахал рукой Джону Джозефу и свернулся клубочком, закрыв глаза.
— Он часто здесь засыпает. Это самое теплое местечко.
Джон Джозеф полез в карман и сказал:
— Вот, Кловерелла, ради Бога, купи ему какой-нибудь одежды и обувь. Он выглядит совершенным оборванцем. Если вдруг он мой, мне не хотелось бы…
— О, не стоит беспокоиться, хозяин. Он еще не вырос из той одежды, что у него есть. Ему хватает и горячей еды, и всего. А самое главное — у него есть любовь и ласка. А рваные штанишки не в счет.
— Но для меня это важно. Вот, возьми.
— Спасибо, — она положила гинею на каминную полку и налила Джону Джозефу пива. — Ну, какие будут распоряжения насчет дома?
— Я хотел бы, чтобы ты оставалась здесь и присматривала за ним. Само собой, агенты пришлют сюда представителя, чтобы он провел инвентаризацию…
— А что это такое?
— Список всего имущества, которое есть в замке, — чтобы жильцы ничего не могли украсть. Впрочем, большую часть всего и так уже растащили.
Он пробежал глазами по книжным полкам и добавил:
— Кажется, половины книг не хватает.
— Так и есть. Уверена, что каждый жилец — за исключением леди Дэйви — прихватил с собой по несколько штук.
— Это недостойно, — произнес Джон Джозеф, внезапно вскочив с места и принявшись расхаживать взад-вперед по библиотеке. — На самом деле, мне следовало бы продать это гиблое место и покончить со всем одним махом.
— Так почему же вы этого не сделаете?
— Не знаю, — он остановился прямо перед Кловереллой. — Однажды в этой самой комнате мне приснился сон, Кловерелла. Сон, в котором смерть пришла ко мне в образе птицы. Она сказала мне, что в часовне находится спрятанный портрет сэра Ричарда Уэстона. И еще она сказала мне, чтобы я продал Саттон, когда стану его владельцем. И все же я колеблюсь.