Солдат великой войны
Шрифт:
В отличие от яркой синевы над Тирренским морем, здесь небо казалось бледным и мягким. Низкие облака, где-то грязно-серые, где-то розоватые, где-то золотистые, безмолвно неслись, подгоняемые ветром с моря.
В монументальных коридорах больницы святого Мартино было полным полно солдат, как выздоравливающих, так и умирающих. Каждый мог смотреть вверх на свет, врывающийся в окна под потолком мощными лучами, в которых танцевали пылинки. В начале и конце каждого двойного ряда железных кроватей стоял большой стол, заставленный цветами. Некоторые посетители уже прибыли и стояли у кроватей своих
Алессандро с Лучаной поднимались по широкой мраморной лестнице от площадки к площадке, от этажа к этажу.
– Ему пришлось подниматься по этим ступеням? – спросил Алессандро.
– Его несли на носилках, – ответила Лучана. – Держали ровно. Тот, кто шел первым, опускал свой край, а последний поднимал. На лестничных площадках они разворачивались. Папа стеснялся того, что его несут.
– Когда-то он мог взбежать по такой лестнице, даже не запыхавшись.
– Я бы не стыдилась своей слабости, – воскликнула Лучана с молодым задором.
– Я тоже, – согласился с ней брат.
Угловая палата адвоката Джулиани находилась на самом верхнем этаже, окна выходили на юг и восток. Из четырех высоких окон открывался вид на город и горы, видневшиеся за вершинами деревьев на Вилле Сциарры. Дверь оставили открытой, и Алессандро через маленькую прихожую увидел отца. Адвокат Джулиани сидел на железной койке, миниатюрная фигурка в океане белоснежных простыней и подушек. Алое одеяло, аккуратно подоткнутое, укрывало ноги и живот. Десятки желтых роз стояли в двух вазах на столике у кровати, и он смотрел, как на них падает утренний свет.
Алессандро на миг охватил ужас, когда он увидел, каким хрупким стал отец за два года их разлуки. И хотя волосы у старика оставались той же длины, на фоне похудевших лица и шеи они казались гораздо длиннее. И ноги, хоть укрытые одеялом, казались палками с атрофировавшимися мышцами.
Отец теперь отрастил бороду, элегантную, аккуратную римскую бородку цвета серебра, но кое-где с оттенками серого.
Лучана вошла в палату, сразу же направилась к кровати и поцеловала отца. Она знала, что Алессандро остановился у двери, но не сделала ничего, чтобы привлечь к нему внимание отца.
– Прекрасное платье, – тихо сказал отец. – И прекрасный цвет. – Его руки двигались по простыне, словно он что-то искал, пальцы сжимались и разжимались, словно отправившись в независимое путешествие. – Я видел это платье раньше?
– Разумеется, – сказала Лучана. – Много раз.
– Я его не помню.
– Я надевала его в оперу.
– В какую оперу?
– Когда мы ходили с судьей из Пизы, его женой и его уродливым сыном.
– Такой милый юноша, – возразил адвокат Джулиани.
– По мне, нет. Грубый и противный.
– Потому что его обидели.
– Обидели?
– Да.
– И кто же его обидел? – воскликнула Лучана.
– Ты.
– Я?
– Как только он увидел тебя, – заявил адвокат Джулиани, забывая, как легко он устает, – обида заполнила его сердце, потому что ты была такая прекрасная, а он – такой урод. Он знал, что у него нет ни единого шанса.
– Я бы не обратила на него внимания, как бы он ни выглядел, – запротестовала Лучана.
– Он слишком восхищался тобой, чтобы это осознавать. Невеликого ума, он просто не знал, что ему делать со своей влюбленностью, не измучив себя.
Лучана скорчила гримаску.
– Измучив себя? Папа, ты с ума сошел?
– Я не сошел с ума. Прекрасно помню, как бедняжка страдал каждую минуту, пока длился «Танкред».
– «Набукко».
– Без разницы. Он сидел в темноте, весь красный, униженный, раздраженный, охваченный стыдом. Испытывал даже более сильную физическую боль, чем довелось выносить мне.
– Откуда ты все это знаешь?
– Просто помню, – ответил отец. – Почему ты надела сегодня это платье?
Лучана улыбалась, но в глазах у нее стояли слезы.
– Сюрприз.
– Какой еще сюрприз?
– Папа, смотри. – И указала на дверной проем, на Алессандро.
– Алессандро? – переспросил отец. – Это ты, Алессандро?
Алессандро закрыл глаза.
– Вчера, – каждое слово давалось отцу с большим трудом, – над городом пролетела эскадрилья военных самолетов. Я их отчетливо видел. – Он поднял голову. – Видел пилотов, видел сигналы, которые они отдавали руками. Десяток самолетов летели строем. – Он помолчал. – И я подумал, а вдруг они привезут мне сына?
Алессандро обнаружил, что попал в ситуацию, когда постоянно нужно что-то описывать, он был посетителем, который подходит к окну и рассказывает пациенту о том, что тот увидеть не может. Обычно это разные мелочи: лестница цвета охры, ведущая с холма, маленький кусочек моста, остальная часть которого скрыта пальмами, не самая интересная часть парка, бурый навес, запряженная лошадью телега, преодолевающая проход в Стене Аврелиана.
Они говорили о еде, о времени, когда ее должны приносить, о том, что разносчицы всегда опаздывают, хвалили палату. Да, ванная комната маленькая, но в остальном больничная палата адвоката Джулиани – хорошее место для выздоровления: всегда тихо, и потолки высокие.
В первый день часы текли медленно, и они пытались скрыть друг от друга все, кроме ритуального оптимизма, в который могла поверить только одна Лучана, если б не видела, как тревожатся ее отец и брат, словно собираются подняться на корабль, который увезет их в некое место, где они останутся навсегда, где у них отберут все вещи и одежду, где улицы запружены людьми, говорящими на другом языке.
Они боялись, что у них отберут не только вещи, но также чувства и воспоминания. Боялись стать такими легкими, что происходящее с ними можно будет описать только одним словом: вознесение. Боялись, что скоро будут знать все, присутствовать в телах всех мужчин и женщин, им станет доступна каждая мысль и каждое исчисление, они будут слышать, как под ветром пересыпаются песчинки, будут плыть с речной водой, сидеть на дне морском в темноте, обрушиваться на берег волнами холодных зимних штормов. Соперничество, которое они выдержали, честолюбивые помыслы, которые лелеяли, ужасы, которые видели, желания, которые заставляли сердце биться быстрее, теперь, если не вовсе забытые, казались второстепенными. И однако часы тянулись медленно, поскольку они не решались сказать того, что знали, и часто говорили о таком странном и неожиданном, что на лице Лучаны отражалось изумление. Но поделать она ничего не могла, и только сидела, сложив руки на коленях. Адвокат Джулиани на стене своей палаты видел море в разрезе. Иногда называл его водопадом. Улыбался, наблюдая за движением волн, указывал на рыбу, плавающую в море, штормы, пенные гребни, словно его дети могли видеть все, что открывалось ему.