Солдат великой войны
Шрифт:
– Ты что, не можешь говорить без акцента?
– Боюсь, что нет, но и твой немецкий не так уж безупречен.
– Да, но ты – продукт моего воображеня, поэтому должен говорить по-итальянски безупречно.
– Ты думаешь, что только представляешь меня себе? – спросила галлюцинация.
– Я точно знаю, что ты – плод моего воображения.
– Как интересно. Никогда не встречал человека, который разговаривал бы со мной в полной уверенности, что я – плод его воображения. Судя по твоей одежде, ты, без сомнения, сумасшедший. Я прав? Где твоя психиатрическая лечебница? Ты сбежал или тебя выпустили, чтобы ты поел цветов?
– Исчезни, игрушка. – Алессандро прогнал галлюцинацию взмахом руки.
– И не подумаю!
– Исчезни! – приказал Алессандро, щелкнув пальцами. Галлюцинация улыбалась, не двигаясь с места. Алессандро выпрямился, отступил на шаг, восхищаясь розовым кустом, высоким, как он сам, с десятками сочных желтых цветков. – Мне кажется, никто в мире не понимает роз.
– Кроме тебя, разумеется. Ты их ешь.
– Помолчи. С едой это не связано. Все говорят о шипах и цветах. Забудем про шипы: накалываются на них только идиоты. Самое удивительное в розах – роскошные женственные цветы, которые привлекают тебя ароматом, нежностью, цветом, словно это действительно женщина, и растут не на кусте с шипами, а на кусте, который такой неловкий: неустойчивый, долговязый, худой и очень он похож на девушку, которая из гадкого утенка превращается в самую красивую женщину мира. С шипами это никак не связано. По этой части каноны метафоры, поэтические и визуальные, необходимо пересмотреть.
– Что ты делал до того, как стать сумасшедшим?
Алессандро объяснил и опять принялся за цветы.
– То есть ты – итальянский военнопленный, который ест цветы от голода и думает, что я – галлюцинация.
– Совершенно верно, – в словах Алессандро слышался сарказм. – Это я и есть.
– Намерен ли ты вернуться к болгарам, которые тебя пристрелят?
– Конечно.
– Я собираюсь задать тебе вопрос, – продолжала галлюцинация, – и твой ответ определит, будешь ты жить или умрешь. Не так уж часто в жизни все решается так просто.
Алессандро посмотрел на галлюцинацию, которая подошла ближе и выглядела неестественно реальной, даже зубы не отличались от человеческих.
– Ты должен ответить абсолютно правдиво, потому что совсем скоро выяснится, солгал ты или нет.
– Правда – это единственное, что у меня осталось.
– Ты ездишь верхом?
– Не хуже кавалериста.
– Тогда будешь жить. Мы выступаем на рассвете.
Два крепких солдата, одетых почти как галлюцинация, нашли Алессандро, который лежал, уткнувшись лицом в землю, а его правая рука сжимала розовый куст. Они подняли его и помогли подняться на холм.
– Тебе повезло, макаронник, – сказал один. – Тебя спас Штрассницки, и теперь перед тобой широкая дорога.
С вершины невысокого холма Алессандро увидел зеленый луг рядом с рекой, которая вытекала из синего озера. Яркое многоцветье, открывшееся ему, болше всего напоминало эпизод из «Неистового Роланда», а не войну, которую он знал, такой образ представляют себе люди, уходящие на войну, чтобы потом жестоко разочароваться.
Образовав идеально прямую линию, сотни гнедых и вороных лошадей арабских кровей и неотличимые друг от друга паслись между лагерем и рекой. Сотня белых палаток – брезент натянули так туго, что он него отскакивали бы монетки – стояла буквой «V», обращенной открытой стороной к реке. Составленные вместе седла, винтовки и сабли напоминали миниатюрные пирамиды, в центре каждой торчала пика с флажком. Часовые с суровым видом маршировали по периметру лагеря и между сложенного пирамидами оружия, которое сверкало в лучах заходящего солнца. Пыхтели водяные бойлеры и плиты из хрома и бронзы, в топках ярко пылал огонь.
Между фургонами и лошадьми стояли длинные столы, уставленные тарелками, фужерами и столовыми приборами. На открытом огне жарилась оленина, около машины для приготовления льда стояла огромная цинковая лохань, наполненная битым льдом и бутылками шампанского.
Офицеры и солдаты носили ту самую красно-синюю форму, во что Алессандро никак не мог поверить. На некоторых не было ничего – они плавали в реке или выходили на берег после вечернего купания. Другие читали, писали, играли в шахматы.
Алессандро провел рукой перед глазами и закрыл их. Когда открыл, ничего не изменилось.
– Первый бельведерский гусарский полк, – пояснил один из солдат. – Императорская гвардия.
Скоро Алессандро очутился в ванне с обжигающе горячей водой. После того как он долго тер себя мылом, цирюльник наклонился над деревянным краем и побрил его, ни разу не порезав. Потом подстриг. Алессандро намыливался трижды и вылез из ванны чистым и аккуратным, словно собирался предстать перед Богом.
Ему дали серые штаны из саржи с синей полосой, высокие, почти до колен, сапоги для верховой езды, синюю рубашку из египетского хлопка, коричневый кожаный ремень с бронзовой пряжкой и бронзовые шпоры. Сунули в руку оловянный гребень и велели причесаться и закатать рукава.
Ум Алессандро, его выправка и самообладание выделяли его не только среди пленных, но и среди солдат и офицеров.
– Кто я? – спросил он у цирюльника.
Тот обратился к офицеру, который ответил, что спрашивать надо у Штрассницки. За обедом пленные и обслуживающий персонал сидели за теми же столами, что солдаты и офицеры. Алессандро посадили за один стол со Штрассницки, но достаточно далеко от него.
Устрицы подали не в раковинах, а в салатнице, но свежие, и это так потрясло Алессандро, что он даже не спросил, каким образом в кавалерийской части, расквартированной на венгерской равнине, в разгаре лета потчуют устрицами на льду. За ними последовала черная икра с четвертинкой лимона, шинкованным яйцом и кубиками лука. Младший офицер, сидевший рядом с Алессандро, извинился за то, что обычного рыбного блюда не будет.
– Даже не упоминайте об этом [83] , – ответил Алессандро.
83
В оригинале «Don’t mention it» – английская идиома: «Ничего страшного» или «ничего».
– Почему не стоит об этом упоминать? – с недоумением спросил офицер.
Алессандро взглянул на молодого офицера и ответил:
– Просто такое выражение. Оно означает: «Все и так превосходно».
Офицер наполнил шампанским фужер Алессандро. Главным блюдом была оленина, поджаренная на углях. Под мясо подали великолепное красное вино в графинах, салат из эндивия и помидоров, молодой картофель, поджаренный в оливковом масле с паприкой. На десерт – торт «Захер» и черный чай «Дарджилинг».