Солдат великой войны
Шрифт:
– Сколько вам лет? – спросил он уже у калитки.
– Достаточно много, чтобы мне не задавали таких вопросов, – ответила она. Хотела уколоть, и ей это удалось.
– У меня есть лошадь, – вырвалось у него, когда она уже вышла за калитку. – Вы ездите верхом? Я уже знаю, что вы прыгаете.
– Да, я езжу верхом, – ответила она. – И что? – А потом, не оглядываясь, пошла к своему дому.
Алессандро повернулся, чтобы уйти по тропе, разделявшей квадраты сада. Его руки пахли ее духами и серой спичечного коробка. Ему хотелось найти способ еще раз ее увидеть. Если она не захочет отправиться с ним на прогулку верхом, придется придумать что-то другое, а он и понятия не имел что, потому что чурался всех приемов или вечеринок.
Алессандро сидел у окна и поджидал Лиа. Каждую минуту, а то и чаще, отрывался от книги, которую читал, чтобы взглянуть, не вышла ли она в сад. Он часами гулял в Монтеверди и на Вилле Дориа, надеясь столкнуться с ней, и через неделю безуспешных попыток начал писать первое из множества писем, отправившихся затем в камин. В большинстве было не больше одной-двух строк, поскольку его страсть и непонятное возбуждение рождали фразы, вроде этой: «Сердце разрывается, на душе мрак, я не могу шевельнуться».
Чтобы противопоставить что-то стыду, который он испытывал от столь сильных чувств, Алессандро представлял себя одним из молодых офицеров Лермонтова, который, осушив стакан фруктового бренди, приставлял револьвер к виску, улыбался и нажимал на курок, показывая, что все ему до фонаря. Читая Лермонтова и других русских писателей, мучаясь без сна до четырех утра, Алессандро не раз говорил себе:
– Мне нужна только одна ночь с тобой, а потом пусть меня хоть выпотрошат.
Однажды ясным утром, когда небо сияло синевой, а солнце обжигало с того самого мига, как выглянуло из-за гор, Алессандро вышел из дома пораньше. В надежде встретить Лиа на улице или на Вилле Дориа. Он как раз миновал конюшню, расположенную около Порта Сан-Панкрацио, когда оглянулся и увидел, что она направляется к нему из сада. В сапожках и особых брюках, которые женщины надевают для верховой езды: при ходьбе они кажутся платьем. Он думал, что они называются котильоны, но на всякий случай называл их mezzi pallonetti или полукружья. В левой руке она держала кожаный хлыст.
– Вы собрались на верховую прогулку. – В его голосе слышались обвиняющие нотки.
Она посмотрела на свой костюм. Потом на него.
– Исаак Ньютон.
– Вы очень огорчитесь, если я составлю вам компанию?
Она улыбнулась и пошла к конюшне.
– Мне надо переодеться, я догоню. – И он бросился домой.
Распахнул входную дверь с такой силой, что все выскочили из своих комнат, решив, что случилось что-то ужасное. За секунду взбежал по лестнице. За следующую разделся. Натянул брюки для верховой езды, рубашку поло и (с проклятиями) кавалерийские сапоги. Схватил с комода бумажник, достал деньги, остальное бросил. Прополоскал рот зубным эликсиром, причесался и выскочил за дверь. Вернулся за хлыстом. Жутко гремя сапогами, спустился по лестнице.
– Ты выглядишь таким симпатичным, – крикнула мать, когда он исчезал за входной дверью.
Он помчался к холму. Лиа исчезла. Вероятно, ее уже ждала оседланная лошадь.
Она выехала минут на двадцать раньше, но он еще мог ее нагнать. Любил быструю езду, да и жеребец у него был потрясающий. Лошадь купил ему отец, он же оплачивал ее содержание, потому что хотел, чтобы Алессандро увидел страну не из окна скорого поезда, а на медленном ходу, в подробностях, как в свое время знакомился с ней он сам.
– Если будешь ездить в Болонью и обратно верхом, то в этих путешествиях узнаешь больше, чем от всех профессоров, вместе взятых, – сказал адвокат Джулиани и, конечно же, оказался прав. И на этот раз Алессандро прискакал из Болоньи верхом, через Флоренцию и Сиену. Дорога заняла восемь дней. Он ориентировался по компасу, дорогами практически не пользовался, особенно на равнине с озерами к северу от Рима. Отец купил ему охотничью лошадь, молодую, но хорошо обученную, цвета приклада дорогого ружья, сложенную как чистокровный скакун, но с более крепкими и сильными ногами. Этот жеребец мог бежать весь день, преодолевать высокие изгороди и развивать огромную скорость. Он переплывал реки и, если не было сильной волны, входил в море.
Хотя Алессандро взбежал на холм и добрался до конюшни взмыленный, внутрь он вошел ровным шагом и положил седло на спину лошади с таким видом, словно собирался на краткую прогулку в парк. Но седло взял охотничье, так что жеребец, его звали Энрико, сразу напрягся.
– Лиа Беллати давно уехала? – спросил Алессандро у конюха, подтянув седло и приподняв стремена, готовясь к скачке.
– Полчаса назад, – бесстрастно ответил конюх. – Направилась к морю, в Лаурентину.
– Я ее догоню. – Он закрепил уздечку.
– Не думаю, – засомневался конюх.
– Почему? Ты же знаешь Энрико. Знаешь, с какой скоростью он может скакать.
– Синьора Беллати отличная наездница. Ее брат – кавалерист, и она взяла его лошадь.
– Я думал, он моряк.
– Едва ли. При нем всегда шпага.
– Они все со шпагами.
– У него длинная шпага, понимаете, такой можно достать до лежащего на земле человека, сидя на лошади. Напоминает косу, которая может разрубить тебя пополам.
– К черту его шпагу. Ты разбираешься в лошадях. Чья лучше?
Конюх промолчал.
– Понятно, – кивнул Алессандро. – И все равно я ее догоню. Энрико перелетает изгороди, как птица. Я догоню ее в лесу, прежде чем она выедет к морю.
– Расскажите, если вам это удастся. – И конюх вывел лошадь из стойла.
От яркого света Энрико встал на дыбы и замотал головой. Как только опустился на все четыре ноги, Алессандро вскочил в седло, тоже на мгновение ослепленный солнцем.
– По городу не гоните, – предупредил конюх. – Карабинеры бросятся в погоню.
– Мне надо спешить, – ответил Алессандро. – Она не оставила мне выбора. – И пришпорил Энрико, который галопом припустил по склону холма.
Они пересекли Тибр по Понте Авентино в такую рань, что на мосту еще не появились рыбаки, чтобы на нехитрых приспособлениях опустить в воду квадратные сетки. Уровень реки уже начал снижаться, но в апреле вода еще оставалась чистой и пахла свежестью, на берегах зеленела травка, а дорожки отмыли мартовские ливни.
Алессандро огляделся по сторонам, посмотрел вперед: никаких карабинеров. Его это не удивляло, потому что в конной полиции не любят раннее утро. То есть по городу он мог скакать быстрее, чем решилась бы Лиа, и сократить имеющуюся у нее фору минут на пять.