Солдат великой войны
Шрифт:
То, что он мог, даже не говоря ни слова, вызвать у Лиа сексуальное возбуждение, отчего ее щечки начинали алеть, точно маки в парке Вилла Дориа, очень порадовало бы университетских профессоров, которых так презирал адвокат Джулиани, поскольку им удалось научить Алессандро восхищаться красотой.
Ястреб приземлился с безоблачного неба на вершину сосны. Лия быстро посмотрела вверх, ладонью прикрывая глаза от солнца, и в этот самый момент из дома Джулиани вышел Рафи Фоа в деловом костюме и с кожаным портфелем в руке. И начал подниматься на холм. Выглядел он как солдат на маневрах в пустыне, но не ослабил узел галстука и не снял пиджак, потому что костюм жил своей
– Как же с ним сложно, – заметил Алессандро, глядя на приближающегося Рафи. – Конечно, в последнее время прогресс налицо, но даже в такой день он все равно надевает костюм.
Рафи сел на выгоревшую траву и бросил портфель перед собой. Учебу он закончил с отличием и теперь обходил дворцы и министерства, чтобы получить достаточно высокую должность, но, в силу специфики государственной службы и потому, что душа у него к тому не лежала, все никак не мог найти работу. Даже охранники и швейцары чувствовали его неуверенность, а судьи и помощники министров сразу видели, что им движет что-то более высокое, чем закон, что-то живое и священное.
– У меня была встреча с начальником протокольной службы Верховного суда, – сообщил Рафи, вытирая пот. – В его годы уже пора думать о преемнике. На него произвели впечатление мои успехи в учебе, и он спросил, как у меня с французским. Я ответил, что знаю его прилично, так он начал кричать на диалекте уроженцев Савойи – аостийском [30] итальянском, как мы называли его в школе, – да еще с такой страстью и так пискляво, что я не удержался от смеха.
– Не следовало тебе смеяться, – пожурил его Алессандро. Он гордился успехами Рафи и хотел, чтобы тот получил максимально высокую должность.
30
Валле-д’Аоста (Valle d'Aosta, буквально «долина Аосты») – автономная область в Италии. С запада граничит с французской провинцией Рона.
– Ничего не мог с собой поделать. Он задал множество вопросов, из которых я понял только половину, и не делал паузы между ними. Думаю, стремился доказать, что французского я не знаю, хотя я утверждал обратное.
– А ты что?
– Так ему и сказал.
– Так и сказал? – переспросила Лиа.
Рафи кивнул.
– И еще сказал… я сказал: «Вероятно, вы думаете, что говорите по-французски, но речь у вас как у деревенского дурачка». Он покраснел и начал издавать какие-то звуки.
– И что произошло потом?
– Потом? Я вышел из кабинета. Наверно, я не гожусь для работы в Верховном суде.
Когда Алессандро с Рафи верхом приехали из Болоньи, добравшись до Рима за неделю, синьора Джулиани первым делом отвела Рафи в маленькую комнату, выходящую окнами в сад. Показав ему ванную, она на цыпочках вышла и приложила палец к губам.
– Пожалуйста, не шуми, а не то разбудишь Лучану. Завтра она с одноклассницами уезжает на экскурсию в Неаполь по случаю завершения учебного года. Когда ты завтра проснешься, ее уже не будет.
– Кто такая Лучана?
– Моя младшая сестра, – ответил Алессандро.
– Ты никогда не говорил о ней.
Алессандро пожал плечами.
Синьора Джулиани молча закрыла дверь в комнату Лучаны на защелку и начал наполнять водой огромную ванну на египетских ножках [31] .
– Горячей воды у нас много, – заверила
Оставшись один, он снял грязную одежду и улегся в роскошную ванну. С головой погрузился в воду, вынырнул с всплеском, но потом старался не шуметь. Когда закончил, перед тем как выключить свет и позволить ванне исполнить арию вытекающей воды в темноте, заметил на полке чашку. На бумажке, приклеенной к чашке, прочитал надпись женским почерком: «На предмет одежды». Чашку наполовину наполняли монеты. По почерку чувствовалось, что писала еще не взрослая женщина, но уже и не ребенок.
31
Египетские ножки – ножки у мебели в виде звериных лап.
Спал Рафи крепко, а когда проснулся, Лучана уже уехала в Неаполь. Несколько дней за обедом он сидел на ее месте. В разговоре адвокат Джулиани часто называл дочь Лучанеллой. Рафи ничего о ней не спрашивал. Она еще учится в школе, ребенок, но каждый вечер, возвращаясь с обхода дворцов и министерств, Рафи подходил к маленькой чашке с запиской от руки и внимательно изучал почерк.
Адвокат Джулиани сказал Рафи, что лучше встретиться с помощником министра юстиции, чем с самим министром, потому что именно помощник ведает приемом на работу.
– Джулиани не говори, – сказал ему отец Лиа, – но сначала повидайся с министром. Если ты ему понравишься, он сам отведет тебя в кабинет помощника, чтобы тот оформил тебя на работу… если сложится.
– Сложится что?
– Все будет зависеть от конкретной ситуации, которая сложится на тот момент в турецком улье, как мы называем министерство юстиции. Возможно, подчиненные министра контролируют каждый его шаг. Если он дурак, то слишком уж на них полагается, и они будут узурпировать его власть, пока, если ему повезет, не растранжирят преимущество в борьбе между собой.
– И какова сейчас ситуация в министерстве юстиции?
– Не знаю.
– Адвокат Джулиани – друг помощника.
– Тогда ты должен решить, к кому идти. Если хочешь, могу устроить тебе встречу с министром. Просто дай мне знать. Моя жена говорит, что брат его любовницы женат на венецианке. Определяйся, в общем.
В тот вечер, когда Лучана вернулась из Неаполя, Рафи, Алессандро и Лиа с братом пошли на концерт будапештского оркестра. Рафи поразило, что слушать музыку мешали десятки яростных споров о дипломатии Австро-Венгрии. В Венеции музыку забивала болтовня о любовных похождениях и деньгах.
В ресторане, расположенном в Трастевере, куда пошли после концерта, выяснилось, что Рафи, как и большинство адвокатов, считает политику неинтересной. Алессандро придерживался прямо противоположного мнения и отстаивал его со всем присущим ему красноречием. Он продолжал читать книги по дипломатии и проглатывал несколько газет, которые приносили на заре. У него все было перемешано – буржуазные взгляды, логика, энтузиазм, риторика, и часто из мухи он делал слона.
Вернулись они в полночь, и Рафи заметил, что чашка Лучаны исчезла, а защелка на двери открыта. Наутро он отправился на встречу с чиновником, который, не слушая и не давая себя прервать, говорил исключительно о требованиях, которые он предъявляет к своим сотрудникам. Перед выходом Рафи надел носки и брюки и с болтающимися подтяжками, без рубашки, пошел в ванную побриться. Когда одна половина лица была уже свободна от пены, а вторая ждала своей очереди, дверь в комнату Лучаны открылась. Держа в руке бритву, готовую пройтись по второй щеке, Рафи обернулся.