Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945
Шрифт:
Через три дня я явился в штаб группы армий «Ц» и доложил фельдмаршалу Кессельрингу, что готов предпринять ограниченные наступательные действия с целью сокращения неприятельского плацдарма, но при условии получения подкреплений. Я был искренне убежден в том, что наличие значительных подкреплений дает мне основание рассчитывать на успех. Подкрепления включали, в первую очередь, некоторое количество дальнобойных орудий, привезенных из России, и новые зенитные орудия, но только с этим нельзя бросать пехоту на занятую противником территорию. И тут случилось нечто совершенно неожиданное: у меня забрали две дивизии, потому что на другом участке фронта тоже сложилась критическая ситуация. Но приказ атаковать отменен не был! Каждый день мне звонили по телефону и требовали поспешить с началом наступления. При этом в глазах моего непосредственного начальника, командующего армией, в глазах командиров дивизий и офицеров их штабов данное
Умы успокоились. Нас всех очаровала магия итальянской весны. Это было мое первое пребывание на Апеннинском полуострове, и я воочию видел разрушения, причиняемые войной этой колыбели цивилизации, где каждый разорвавшийся снаряд или бомба уничтожали или грозили уничтожением бесценным творениям архитектуры. Мысленно я вновь вижу перед собой прекрасные церкви Веллетри, великолепный пейзаж, окружающий Рокка-ди-Папа, и очаровательные виллы, прячущиеся в виноградниках. Небольшой городок Чистерна-ди-Латина был обращен в пепел. Результат двух тысяч лет труда по осушению Понтинских болот, особенно активного в последнее время, был уничтожен, и вода вновь затопила цветущие поля и пастбища. Новые деревни оказались затопленными по второй этаж.
Как и всегда в зоне боевых действий, население испытывало неописуемые страдания. Я привык любить сельских жителей – славных, честных, добродушных, а теперь они вынуждены были бежать из родных мест, бросая свои деревни и фермы. Помню свои поездки вместе с командующим армией. Мы с ним одинаково смотрели на происходящие события, обсуждая которые испытывали стыд за политику германского правительства по отношению к итальянскому народу. Конечно, мы не отрицали того факта, что этот самый народ пошел за глупыми и амбициозными вожаками, позволив им увлечь себя. Изо дня в день мы откладывали разговор о нашем долге военных, ставшем для нас тяжкой ношей. Мы полагали наилучшим способом его выполнения совершенствование боевой подготовки и укрепление духа наших солдат, чтобы они во всеоружии встретили грядущие тяжелые испытания. Мы учили их теснее сплачивать ряды и проявлять взаимовыручку. Не скажу, что мы оплакивали свою участь, но мы сознавали, что оказались в тупике. Нам было известно о попытках избавить нашу страну от ведущего ее к катастрофе правительства. Но мы ни на что не надеялись.
Еще в России я совершенно не верил в возможность нашей окончательной победы. Под грузом ответственности, неизбежно выматывающей человека, я переживал моменты физической депрессии и вынужден был брать отпуск. Но всякий раз я начинал скучать по моим солдатам. Признаюсь, я покинул Россию без сожаления и с удовольствием отправился в Италию. Но происходящее там не вернуло мне веру в победу. Генерала поддерживала уверенность в себе солдат. В конце концов, их человеческое достоинство всегда показывало, в чем заключается долг, и побуждало без колебаний исполнять полученные приказы. Между долгом и внутренним убеждением образовалась трещина, которая в Италии расширилась еще больше из-за событий, которые я, с вашего позволения, обойду молчанием и предам забвению.
В Италии ко мне приезжали генералы с Атлантического и Средиземноморского фронтов. Командование их армий присылало их в Веллетри, чтобы они могли изучить полученный там опыт оборонительных боев с противником, сумевшим создать плацдарм. Я вел с ними долгие беседы, из которых сделал вывод, что и они не верят в возможность успешного отражения массированной высадки войск противника имеющимися в их распоряжении силами. Их войска состояли в значительной части из грузин, казаков и даже индийцев, формирования которых весьма слабо скреплялись в одно целое германскими частями, откуда наиболее способных людей давно уже забрали на другие фронты [71] . Можно было убедиться и в том, что недоверие ставки фюрера сломало им хребет, и произошло это не сейчас. Мы приблизительно представляли себе силу противника по поступавшим к нам время от времени данным разведки, при этом абсолютно не доверяя официальным сведениям, которые по различным соображениям намеренно искажались. Мы также знали, какие выводы следует сделать из большой военно-штабной игры, проведенной командующим нашими оккупационными войсками во Франции. Отрабатывались возможные действия при
71
Перечисленные формирования предателей, набранные из советских и британских военнопленных, присутствовали, но в относительно небольшом количестве по сравнению с общей численностью германских войск, занимавших оборону. (Примеч. ред.)
В Нормандии
Опыт предшествующих лет лишь усиливал мои предчувствия, порождаемые свежими событиями. В таком состоянии духа я ненадолго лег в госпиталь, и тут произошла высадка союзников в Нормандии. Через шесть дней после начала их наступления генерал артиллерии Маркс, командующий 84-м армейским корпусом, погиб на главном участке фронта в Нормандии. Меня назначили на его место, и я немедленно отбыл во Францию. Вплоть до моего приезда, задержанного вражескими бомбардировками железнодорожных путей, фельдмаршал фон Рундштедт назначил временно исполняющим обязанности командира корпуса генерала артиллерии Фаренбахера, командовавшего в Бретани 25-м армейским корпусом. Тотчас по приезде в Ле-Ман я доложил о своем прибытии командующему 7-й армией, после чего выехал в Понтиви, где принял командование 25-м армейским корпусом.
Вскоре после этого я объехал дивизии корпуса, стоявшие на юго-восточном побережье полуострова Бретань, и убедился, что фронт их столь же растянут, как был до высадки противника в Нормандии. Оборонительную линию можно было сравнить с ниткой ожерелья, на которую нанизаны редкие жемчужины. Позиции, совершенно лишенные глубины, были обращены в сторону моря; в их тылу ничего не было. Боевые порядки были еще более прорежены в предшествующие дни, вследствие отбытия в Нормандию сил, равных нескольким полкам с их артиллерией поддержки.
Даже после удачной высадки противника наше командование пренебрегло правилом, требующим, чтобы резервы были тем сильнее, чем слабее соединения, сражающиеся на передовой. Я немедленно приказал сократить численность войск на первых линиях обороны. Эти дивизии, уже ослабленные изъятием из их состава некоторых частей, все равно не могли бы оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления крупному десанту.
Хотя на южном побережье Бретани высадки противника не ожидали, я все же считал возможным отвлекающую операцию неприятеля на этом полуострове, но непосредственно к западу от Нормандских островов (принадлежащих Англии, но в 1940 году захваченных немцами), восточнее Бреста. Мне представлялось, что высадка на данном участке могла бы стать поддержкой крупному наступлению союзников на полуострове Котантен. В этот момент командование 25-го армейского корпуса готовилось занять оборону на участке северо-восточного побережья Бретани, а стоявшие здесь ранее части планировалось отправить на фронт. Через четыре дня после вступления в должность командира 25-го армейского корпуса, утром того самого дня, когда я собирался выехать в Брест, я получил приказ принять командование 84-м армейским корпусом, дислоцирующимся на Котантене.
Я едва успел быстро переговорить с начальником штаба и еще раз изложить ему мою точку зрения. Я придерживался мнения, что 25-й корпус будет атакован не с моря, а с тыла противником, который, наступая от города Рен, обойдет его по открытой местности. Также я сказал ему, что следовало предпринять все возможное, чтобы помешать дальнейшей активизации деятельности партизан. И я отправился в штаб 7-й армии в город Ле-Ман, преследуемый охотившимися за всем, что двигалось по дорогам, неприятельскими истребителями. На место я прибыл 17 июня 1944 года, около 2 часов 30 минут пополудни.
Генерал-полковник Дольман, человек во всех отношениях незаурядный, быстро ввел меня в курс дела. Он показался мне усталым, почти отсутствующим. Начальник штаба армии генерал-майор Пемзель изложил мне ситуацию, которая не позволяла надеяться на то, что противника удастся выбить с захваченного им плацдарма. Войска, ожидавшие подкреплений, должны были на данный момент оборонять участок фронта на полуострове Котантен южнее Шербура. Для этого следовало реорганизовать 84-й армейский корпус, разрезанный надвое атакой с востока.