Солдаты вышли из окопов…
Шрифт:
— Теперь уже скоро, — сказал он.
И в это время застучал аппарат, потянулась лента.
— Вызывает Петроград, Смольный! — сообщил дежурный телеграфист.
Передавалось воззвание Второго Всероссийского съезда Советов. Мазурин читал, не замечая, что радостные слезы капают на ленту:
«Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки…»
На следующий день на
— «Помещичья собственность на землю… отменяется немедленно без всякого выкупа.
Помещичьи имения… равно как все земли удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым… инвентарем, усадебными постройками и всеми… принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов…»
Эти документы проникли в роты, батальоны, батареи и эскадроны всего громадного фронта. Сила их воздействия на солдат была так велика, что людям даже ночи казались светлыми днями.
В феврале тысяча девятьсот восемнадцатого года Рышка и Рогожин вернулись в свой полк из отпуска. Они ездили делить помещичью землю. Еще перед отпуском Мазурин спросил у Рышки:
— Небось не вернешься?
— Да что ты, милый, или я себе враг? Мне доверие от комитета оказано — поезжай, мол, товарищ Рышков, дели землю для беднейшего крестьянства, а я вдруг не вернусь?! Нет, нельзя мне не вернуться…
Он прослезился и трижды расцеловался с каждым товарищем. Не было его пять недель, а отпуск был месячный. Вернувшись, он прибежал к Мазурину.
— Ты не думай, что у меня совести нет. Дорога подвела. По трое суток сидели на каждой станции — беда!
Он привез деревенских гостинцев — ржаные лепешки, сало, каленые яйца, настойчиво угощал солдат и рассказывал:
— Ох и дела пошли в деревне, славные люди!.. Комитет бедноты устроили, землю да все богатство господ Хвилевых поделили. Барин у нас старый — Дмитрий Иванович… Тут же сынок его, Сергей Дмитриевич, конногвардейского полка ротмистр, случился. Вышел к нам вроде спокойный, только лицом синий, похлопал себя хлыстиком по сапогу и говорит:
«Ну что ж, хамово семя, хватайте все, теперь ваша сила, а только когда буду у вас обратно забирать, помните — вместе с вашей шкурой возьму». И тотчас же со своим папашей на Дон подался. И так выходит, — Рышка вздохнул, — придется нам с ним еще разок встретиться… Очень лютый барин, жалко — выпустил из рук…
— Его б там на отцовской земле и похоронить, — флегматично сказал Защима. — Они, дворяне, любят у себя в имении лежать — вот и угодили бы ему…
— А я один, — грустно сказал Комаров.
— Езжай к нам, примем, — предложил Рышка, — не обидим.
— А не рано зовешь? — спросил Защима. — Смотри, еще вернется твой ротмистр с Дона.
— Чего пугаешь? — закричал Голицын. — Раз наша власть, кто его обратно пустит?
Рышка с надеждой посмотрел на Мазурина, но тот был задумчив, молчал.
— Что случилось, Мазурин? — тревожно спросил Черницкий. — Говорят, генералы опять бунтуют против советской власти? Чего ждать, будем их бить!
— Будем бить, — подтвердил Мазурин, — и пока не добьем, нельзя спокойно жить. Товарищ Ленин подписал декрет, чтоб была у советской власти своя Красная Армия. Набирается она добровольно… Запись уже открыта. Кто за мной?
— Записывай меня! — Черницкий привстал, отбросил папиросу. — Я рабочий, за царя дрался, так неужели теперь не сумею за своих постоять?
— А мне что ж, домой, на печь? — Рышка отчаянно затеребил бороденку. — Пиши Рышкова в Красную Армию!
Голицын крякнул.
— А дядя как же? — с упреком сказал он. — Бери на учет, Мазурин! — И, махнув рукой, проговорил с наивным удивлением: — Вот не думал, что пойду добровольно воевать. Дай, Рогожин, завернуть крепенького. Да ты, никак, плачешь?
— Да нет, не плачу я, дядя, а только своего не отдам. Жену, сынишку жалко, отца, мать… Повоюю за них.
— А меня почему не пишешь? — Защима укоризненно посмотрел на Мазурина. — Мало я настрадался?
— И мне можно? — Чухрукидзе покраснел, глядя на Мазурина черными глазами. — Пожалуйста… давай, пожалуйста, очень прошу.
Маленькая солдатская фигурка робко придвинулась к Мазурину.
— А меня нельзя? Я ведь… — И Комаров замолчал.
— Почему нельзя? Разве ты чужой нам?
— Спасибо, товарищ Мазурин. Я заслужу…
В эти дни тысячи солдат записывались в Красную Армию. И Мазурин радостно думал, сколько опытных, бывалых воинов даст революции фронт. Они станут в ряды красных воинов вместе с лучшими пролетариями Петрограда, Москвы, Иванова, Тулы, научат их военному делу, а у них переймут их преданность революции, их горячую душу.
Через несколько дней эшелон под командованием Мазурина уходил в Петроград в распоряжение Всероссийской коллегии по формированию Красной Армии.
Был ясный зимний день, крепкий мороз. Белые облака, казалось, замерзли в бледном небе. Когда проезжали Бологое, там стоял встречный поезд: это первые красноармейские полки отправлялись на юг драться с белыми.
ЭПИЛОГ
Когда началась Великая Отечественная война, Карцеву было сорок девять лет. Он жил в родной Одессе, работал на заводе начальником участка в инструментальном цехе и был членом заводского партбюро.