Солдаты
Шрифт:
— Полковник. Как все прошло?
Повернувшись, он увидел Гейтса, редактора еженедельника Гейтс иллюстрейтед, стоящего в выжидательной позе, с блокнотом в руке и карандашом, готовым вести запись.
— Пока без комментариев, Том.
— Давайте, полковник. Я готовлю экстренный выпуск о сражении, и нужно немного больше ценной информации, кроме как список пострадавших и слухов, что все плохо.
— Тебе придется подождать.
— Это правда, что вас отозвал назад Конгресс, чтобы вы отчитались перед Комиссией по Ведению Войны?
— Том, почему бы тебе просто не свалить к черту, — прорычал
— Мне нужно что-нибудь, что угодно, — продолжил давить Том, игнорируя Ганса.
— Гейтс, — рявкнул Ганс, — Я помню, как ты намочил штаны под Геттисбергом, ты был так чертовски напуган, и спрятался позади здания семинарии, пока я не вытащил тебя из кустов. Почему бы тебе не написать об этом.
Эндрю покачал головой Гансу, чувствуя сожаление к Гейтсу, пристыжено стоявшего, с покрасневшим лицом.
— Твое первое сражение, Том. Мы все обмочились или в тот раз или в другой, — сказал Эндрю с утешением, похлопывая его по плечу. — Все в порядке.
Он отвел редактора в сторону.
— Смотри, Том, там было плохо, очень плохо. Вкратце, они разорвали нас на части, но в этот момент ты не можешь опубликовать данную информацию.
Том посмотрел на него, очевидно разрываясь между бывшей лояльностью к полковнику и требованиями своей новой профессии.
— Позволь мне сперва доложить президенту. Приходи сегодня позже ко мне домой, и я расскажу тебе все, что смогу. Это по честному?
Том кивнул.
— Простите меня, сэр. Именно на эту тему ходит много слухов. Здесь говорят, что если мы на самом деле потеряли Капуа, то Конгресс проголосует за то, что чинские послы Джурака должны быть официально представлены и им необходимо сделать предложение о прекращении огня.
Эндрю вздохнул и наклонил голову.
— Эндрю, будьте осторожны, отправляясь туда. Слухи, это не единственное, что бурлит по городу этим утром.
— Что еще?
— Сенатор Бугарин призывает к официальному выходу Руси из Республики, вновь основать свое собственное государство и принять мир с бантагами.
— Проклятие! — прошипел Эндрю.
Конечно, в соответствии с конституцией это было незаконно. Используя познания своего родного мира, он вписал в документ пункт о строгом запрете на выход из союза без согласия не менее трех четвертей Конгресса, и все голосовавшие согласились на новое изменение в конституции.
— Я говорил тебе раньше, что нам следует перед меркской войной вздернуть каждого оставшегося после революции боярина, — заявил Ганс, подойдя к беседующей паре.
— Бугарин тогда был внутри той толпы.
— Официально, он был оправдан, — резко ответил Эндрю, — и не забывай, что он является сенатором Республики.
— Ну да, несомненно, — прорычал Ганс, выпуская струю табачной слюны.
— Флавий, спикер палаты представителей, тоже вне себя от ярости, — продолжил Гейтс. — С известием, что Марк пропал и предположительно погиб, теперь на него оказывается чертовски сильное давление, и чтобы отбиться от нападок, ему нужно попытаться быть беспристрастным и больше думать как главе представителей Рима.
— Теперь он, также следующий в линии президентства, — заявил Ганс.
Эндрю осознал свои ощущения: он желает, что бы всего этого можно было бы избежать. Он покинул поле битвы менее суток назад; слишком
— У меня есть карета, и она ждет нас, — заявила Кетлин, прерывая их. — Том, позволь Эндрю встретиться с президентом, затем они, скорее всего, сделают совместное заявление. Почему бы тебе не прийти после обеда.
Эндрю не мог не удержаться и не улыбнуться тому способу, как легко она могла стать обаятельной, когда это требовалось, и издатель, наконец, уступил, попятился и сорвался с места, чтобы поймать лейтенанта, которого выносили из санитарного вагона на носилках.
Кэтлин пошла вперед, Мэдисон схватила отца за руку и стала непрерывно тараторить, Эндрю рассеянно отвечал на ее болтовню. Добравшись до кареты, она оттащила детей от отца и протянула младенца няньке, которая увела их прочь, Эндрю помахал рукой на прощанье, когда карета дернулась вперед, чувствуя вину за свою роль в качестве отца, которого никогда не было дома, да и сейчас был слишком занят, чтобы уделить им хоть какое-нибудь внимание.
Они проехали мимо длинного ряда санитарных повозок, выстроившихся около станции. Было время, когда он бы настоятельно потребовал остановиться, чтобы выйти и поговорить с солдатами и их семьями, но он так отчетливо ощущал их настроение. Несмотря на яркий солнечный свет, было ощущение, словно темная тень повисла над городом. Была официальная цензура или нет, но новости о том, что наступление превратилось в кровавое поражение, точно вышли наружу. Достигнув внутренних ворот, они проехали в старый город Суздаль, и на краткое время он успокоился, в который раз наслаждаясь экзотическим средневековым оттенком города. Хотя эта его часть дважды уничтожалась за время войн, каждый раз жители выстраивали ее заново, такой, какой она и была, хотя почему-то сейчас деревянные части зданий казались сделанными грубо и поспешно, как будто темп нового мира, который он создал, не предоставлял времени древнему искусству Руси резьбы по дереву на то, что оно делало когда-то.
Прежние ярко окрашенные оконные рамы и художественная роспись также ушли в прошлое, поскольку известь для побелки и свинец для краски обозначили в качестве ценных военных материалов.
Карета, наконец, добралась до главной площади города, проезжая мимо собора Кэтлин осенила себя крестом так, как делали они. Его завлекла мысль остановиться, войти и увидеть находился ли там Касмир, Святейший Митрополит и глава Русской Православной Церкви, из-за знания, что преподобный являлся бы его самым надежным сторонником до самого конца, и в этот момент ему необходимо было услышать что-то ободряющее. Но белый флаг не висел над центральной маковкой, означая, что святой отец был где-то, скорее всего в военном госпитале, поддерживая первых прибывших раненых.
Карета повернула через площадь, сцену многих триумфальных парадов и места где он дважды вел старый 35-й в битву, сначала против боярина Ивора, а затем в финальной атаке на тугар. Нахлынули воспоминания о многих тех, кто маршировал или сражался на этой площади и теперь стал просто пылью, и Кэтлин, как будто чувствуя его настроение, вновь обхватила и сжала его руку.
— Помнишь, когда мы впервые пошли сюда на прогулку? — спросила она, словно пытаясь отвлечь его мысли от новых унылых размышлений.