Соленое озеро
Шрифт:
Лампа быстро гасла. Они стояли в темной комнате лицом к лицу.
— Сара! — сказал он.
Свет затрепетал и погас; они наскоро обнялись. Через секунду Гуинетт услышал замиравшие в коридоре шаги молодой девушки.
— Что с вами, господин Гуинетт? — спросил отец д’Экзиль.
— Вы очень бледны, — сказала Аннабель.
— Не беспокоит ли вас дым сигары? — спросил Рэтледж.
— Нет, — ответил пастор. — Ничего. Это пройдет.
— Правда, какая-то тяжелая атмосфера и невыносимая жара, — заметила молодая женщина. —
И она встала.
Мужчины последовали ее примеру.
— Боже! — вскричала Аннабель.
Гуинетт упал с запрокинутой головой и искривленными губами.
— Что такое? Что с вами? — вопрошал лейтенант.
Пастор раскрыл глаза.
— Ничего, ничего, — сказал он, пытаясь улыбнуться.
Он сделал усилие, чтобы приподняться, и упал вторично.
Отец д’Экзиль взял его за руку. Она была холодная, как лед. Пощупав пульс и с трудом найдя его, он нахмурил брови. С помощью Кориолана он перенес пастора в свою, или, правильнее, в Рэтледжа комнату. Здесь он уложил его в постель и широко раскрыл окна.
— Дайте мне ваш флакон с солью, — сказал он Аннабель.
Она принялась лихорадочно искать и, наконец, нашла и открыла его. Один только иезуит сохранял хладнокровие. Он сам раздел пастора. Гуинетт не приходил в себя.
— Что с ним? Но что же с ним? — беспрестанно повторяли Рэтледж и Аннабель Ли.
Отец Филипп пожал плечами.
— Почем же я знаю? Лейтенант, лошадь ваша здесь?
— Да.
— Много врачей в лагере?
— Главный хирург Ирвинг и его помощники Тернер и Мак-Ви.
— Хорошо. Садитесь немедленно на коня и привезите нам главного хирурга Ирвинга. Он, должно быть, ученее, потому у него и более высокое звание.
— А пока я пошлю за доктором Кодоманом, — сказала Аннабель.
Отец Филипп сделал гримасу.
— Не люблю я доктора Кодомана. Но, действительно, нужен добрый час, чтобы съездить в лагерь и вернуться оттуда. А доктор Кодоман может быть здесь через полчаса. Мы не имеем права терять столь драгоценное время.
Кориолан и офицер уехали. Аннабель и иезуит остались у пастора, с ними еще и Роза, которая, кудахтая, читала молитвы и перебирала амарантовые фиолетовые четки.
Доктор Дарий Кодоман, экс-профессор судебной медицины на медицинском факультете в Париже, был единственным врачом в городе Соленого озера. Он много раз пытался попасть в дом к Аннабель, но безуспешно. Очевидно, он не сердился на нее за это, потому что через несколько минут был уже там.
— Сударыня! Отец мой! — сказал он, изысканно расшаркиваясь перед ними.
Отец д’Экзиль подвел его к кровати, на которой лежал больной. В кратких словах объяснил в чем дело. Каждую подробность доктор подчеркивал одобрительным кивком головы.
— Так и есть. Да, это так!
Он задумался.
— Тут не может быть двух диагнозов. Боль в горле, боли в надбрюшной области, оцепенение, мурашки по телу, болезненные судороги, повторные обмороки... Прострация полнейшая, угасший голос, сухая кожа... Лихорадки нет, но большая слабость и сонливость. Ошибиться, повторяю вам, невозможно.
Он наклонился к иезуиту и к молодой женщине.
— Он погиб!
Аннабель всплеснула руками.
— Какой диагноз вы ставите? — спросил между тем монах.
— Болезнь, к счастью, чрезвычайно редкая. Но если уж она случается, то не выпускает своей жертвы. У этого несчастного — тяжелая форма желтухи, называемая злостной, или коварной желтухой, — острая желтая атрофия печени, или внезапное общее ожирение. Это та самая болезнь, о которой Рокитанский и Виндерлих...
— Нельзя ли чем-нибудь помочь? — спросила Аннабель.
— Ничем, — сказал Кодоман. — Это одна из тех болезней, перед которыми наука абсолютно бессильна. Ничего. Скоро обнаружится рожистыми пятнами желтуха. Потом будет бред с судорожным сжатием челюстей, судороги, потом — коматозное состояние, потом смерть.
— Несчастный, несчастный! — повторяла, ломая руки, Аннабель. — А нет ли у вас, доктор, средств, чтобы сделать менее ужасными его последние минуты?
— Постараемся, — сказал доктор.
И он стал прописывать лекарство: водный раствор магнезии, 5 граммов; хлорно-железистый лимонад, 10 капель; отвар разведенного камедью риса; Рабелевская вода, 20 капель; лауданум, 15 капель...
Он покачал головою.
— Сколько времени потребуется господину Крикету, чтобы доставить нам все это! Господин Крикет зарабатывает больше продажей слизней и наживки для рыбной ловли, чем продажей трав. Не найдется ли у вас кое-что из этих лекарств, сударыня?
— Не знаю... Думаю, что да, — сказала терявшая голову Аннабель. — Ящик, чемодан, где моя аптечка... Отец, Роза, откройте ее, скорей, скорей!
— Ах! — прошептал отец д’Экзиль, — последний чемодан. Единственный, который еще не тронули!
Тем не менее он вышел вместе с Розой. Скоро он вернулся, неся холщовые бинты, несколько флаконов и несколько коробочек с лекарствами.
Помогая доктору в его манипуляциях, он не спускал глаз с больного.
— Позволите ли, доктор, предложить вам вопрос? — спросил он, наконец.
— Пожалуйста.
— Не вызван ли этот припадок введением внутрь какого-нибудь ядовитого вещества?
Как миссионер отец д’Экзиль умел объясняться на всевозможных самых странных наречиях.
Доктор Кодоман посмотрел на него взглядом, полным сострадания.
— Вы, может быть, не знаете, с кем говорите?
— Нет, — сказал монах. — Я знаю, что вы были профессором медицинского факультета в Париже.
— И учеником Орфила, милостивый государь, Орфила и Труссо. А знаете ли вы, что говорят эти учителя, один в своем Трактате о всеобщей токсикологии, другой — в своем докладе о перевязке пищевода?