Соленое озеро

Бенуа Пьер

Маленький бледный и тихий старичок, он наводил ужас одним своим взглядом. Манеры были у него самые вежливые на свете.

— Нет, брат Гербер, его нет, — дрожа, ответила Аннабель.

Но маленький человечек уже хлопнул себя, смеясь, рукой по лбу.

— Я — дурак, право дурак. Брат Джемини, ведь в скинии — ей-богу! — со старшинами и с апостолами. Я забыл, что как раз сегодня в церкви большое собрание. Но тогда мне, конечно, можно будет поговорить с сестрой Сарой?

— Ее тоже нет, — сказала Аннабель. — Она у своих родителей и вернется домой очень поздно, а может быть, и заночует там.

— Досадно,

очень досадно, — сказал Кимбелл.

Говоря, он все ближе подходил к ней.

— Вы, значит, одна, сестра Анна, совсем одна?

— Да, — отступая, сказала она.

Но он уже схватил ее за руку.

— В таком случае следуйте за мною! — повелительно шепнул он ей. — И скорее!

Он даже не дал ей времени накинуть плащ. Была гололедица. Они шли так быстро, что она несколько раз чуть не упала.

Наконец они прибыли к огромному дому, в котором Аннабель с ужасом узнала дворец президента Церкви.

Через заднюю дверь, выходящую в сад, проникли они внутрь дома.

— Подождите меня здесь, — сказал Кимбелл, оставив ее одну в коридоре.

Скоро он вернулся.

— Войдите.

В этой комнате, меблированной почти роскошно, сидели двое мужчин. Они спокойно беседовали, расположившись в креслах по обе стороны стола, заваленного бумагами и освещаемого громадной лампой с зеленым абажуром.

Первый из этих мужчин был лицом к двери. Свет лампы вполне освещал его огромное бритое лицо. Аннабель узнала Брайама Юнга.

Собеседник его сидел напротив, по другую сторону стола, так что входящий видел только его спину. Когда Аннабель вошла, он обернулся.

То был отец д’Экзиль.

Глава девятая

На расстоянии шести дней пути от Соленого Озера стоит Хооз-Ранчо, традиционный этап для каждого путешественника, отправлявшегося из столицы мормонов в Сан-Франциско через Карсон-Уэлли и Сакраменто.

Владелец фермы, давший свое имя станции, достопочтенный Питер Хооз, был мормон, не поладивший по теологическим вопросам с Брайамом Юнгом, Его взгляды на предназначение были одобрены церковным Собранием, и Питер Хооз удалился в эту пустынную долину. Там он мирно жил с своей супругою, достойной Ревеккой Хооз. Если принять Джозефа Смита за Иисуса Христа, а Брайама Юнга за папу Борджиа, то при прочих равных условиях Питер Хооз играл в своем уединении роль Савонаролы, Савонаролы бородатого, женатого и обрабатывающего землю.

Его одинаково уважали как индейцы шошоне, так и путешественники. Сокопиц, вождь индейцев, часто сиживал у него за столом.

В этот день, или, правильнее, в этот вечер, когда солнце гасило уже свои последние лучи на граните окружающих гор, к Питеру Хоозу заехал мистер Джошуа Донифан, счетовод в банке Хьюиса в Сан-Франциско, только что открывшем в Соленом Озере филиальное отделение, чтобы конкурировать там с банком Ливингстон и Кинкид. Мистер Донифан на прошлой неделе уехал из Соленого Озера. Он направлялся в Сан-Франциско с поручением представить директорам устный отчет об операциях нового отделения в Уте. Это был человек конторы, малоприспособленный к долгим путешествиям по пустыне; поэтому ему особенно приятен был прием, оказанный ему в Хооз-Ранчо.

— Путешественник этот, — сказал Питер Ревекке, — уедет только послезавтра. Очень было бы важно угостить его завтра превосходным

обедом. Когда зарежешь индюка, то хватает как на троих, так и на четверых. Поэтому я надеюсь, дорогая Ревекка, что вы одобрите, если я приглашу на завтра нашего друга, отца иезуита, который как о личном одолжении просил меня доставлять ему каждый раз случай получать свежие новости из Соленого Озера.

Отец д’Экзиль находился в десяти милях от Хооз-Ранчо, когда получил это приглашение, переданное ему через молодого сына саванн. Он бросил свою работу по евангелизации, которою в это время занимался, и прибыл на ферму как раз к моменту, когда садились за стол.

Обед удался как нельзя лучше. Мистер Джошуа Донифан был приятный собеседник, довольно образованный и обладавший большими познаниями в ботанике. Отец д’Экзиль быстро расположил его к себе, описав ему самые оригинальные растения, встречающиеся в этой области.

— Все односеменодольные погибли в этом году. Но на равнине вы найдете злаки, зобные травы, два вида шелковой травы. Прибавляю еще, что съедобный солнечный корень растет в огороде нашей хозяйки. Наконец, если вы интересуетесь древесными растениями, то я поведу вас к одному из тополей, растущих на берегу ручья. Он был срублен наравне с землею, а теперь вырастил целую крону веток, проросших между древесиной и корой. Каждая ветка окружена кучей волокон, стремящихся вниз, к основанию дерева. Это очень интересный факт, говорящий, как кажется, в пользу теории фотонов Годишо.

Они прекратили свои рассуждения, чтобы, как оно и следовало, похвалить обед и вообще результаты, достигнутые Хоозом в пустыне. При рукоплесканиях иезуита процитировал Донифан Вергилия, причем любезно сравнил их хозяина со стариком из Эбали.

Regum aequabat opes animo; seraque revertensNocte domum, dapibus mensas onerabat imemptis

Тогда все, в том числе и Ревекка, выпили за процветание фермы и торжество — не строго определяя их — цивилизаторских идей.

— Правда, большое счастье, — сказал, садясь на место, отец д’Экзиль, умевший, когда нужно было, чудесно пускать в ход общие места, — правда, большое счастье иметь профессию, которая оставляет вам достаточно свободного времени, чтобы изучать бессмертные творения древних.

Мистер Донифан скромно наклонил голову.

— Я должен отдать справедливость самому себе, — сказал он. — Я простой приказчик банка Хьюиса в Лос-Анджелесе, но я пользуюсь ночами, чтобы усовершенствоваться в знании латинских поэтов. Я ставлю их выше греческих. Греки, может быть, более изящны. Но зато те энергичнее и имеют то преимущество, что более проникнуты сознанием права.

— Правильно, — сказал Питер Хооз.

— Я, — продолжал Донифан — предан, насколько это только возможно, принципам Реформации. Но я прямо признаю, что с научной точки зрения перевод Библии на простонародные языки был своего рода катастрофой. По этому пункту перед нами имеют неоспоримое преимущество римские католики, продолжающие читать вечную книгу на латинском языке.

Иезуит сделал вежливый протестующий жест.

— Нет, нет, — возразил Донифан. — Надо говорить то, что есть.

— Всегда нужно говорить то, что есть, — поддержала его миссис Хооз.