Соленый ветер
Шрифт:
Я встряхнула платье и поправила прическу.
– Не забудь письмо.
– Конечно. – Он наклонился и залез под половицу. – Но какое письмо? Тут ничего нет.
– Глупости. – Я села рядом с ним. – Конечно, есть. Может, оно куда-нибудь завалилось?
Я засунула руку под половицы, но, к моему ужасу, даже в глубине ничего не обнаружила.
– Боже, Уэстри. Его нет.
– Как нет? Никто не знает о тайнике – если ты никому не рассказала.
– Конечно, я никому ничего
Где-то в океане сверкнул огонь, и Уэстри забеспокоился сильнее.
– Потом разберемся. Я должен проводить тебя назад.
Дверь со скрипом закрылась, и Уэстри запер ее.
– Вернемся через джунгли. Так безопаснее.
Я кивнула и взяла его за руку. Идя сквозь чащу, я думала о письме. Кто и зачем забрал его? У нас осталось так мало времени… Я хотела, чтобы Уэстри знал о моих чувствах и надеждах. Будет ли возможность ему сказать? Взаимно ли это?
Но когда мы подошли к базе, я больше не думала о письме. Меня волновало совсем другое.
– Уэстри, – в панике прошептала я, подойдя к женским казармам, – мы должны вернуться!
– Почему? – удивился он.
– Картина. Мы забыли картину.
– Заберем потом.
– Нет! Тот, кто забрал письмо, мог взять и картину.
На мгновение Уэстри заволновался, но потом покачал головой:
– Нет. Тогда картины бы уже там не было.
– Но у меня плохое предчувствие. Невыносимо думать, что ее тоже украдут. Ее надо передать в музей, в галерею, где все будут любоваться ею.
– И мы обязательно ее туда доставим. Как только минует опасность. Обещаю. Я принесу ее.
– Обещаешь?
– Да. – Он чмокнул меня в нос.
Я повернулась к казармам.
– Будь осторожен.
– Ты тоже.
– Вот ты где! – прошептала сестра Гильдебрандт. Даже шепот в ее устах походил на крик. – Мне некогда выслушивать твои объяснения и отчитывать тебя, скажу только одно – ты последняя, кто спускается в убежище. Японцы на подходе. Полковник приказал женщинам спрятаться. Надо торопиться.
С колотящимся сердцем я последовала за сестрой Гильдебрандт вниз по ступенькам. Я потрогала место на платье, куда обычно прикрепляла булавку с розой, ту, что Китти подарила мне еще в Сиэтле, но не обнаружила ее. Она пропала, хотя еще утром была на месте. Я резко остановилась.
– Чего ты ждешь? – выпалила сестра Гильдебрандт.
Я растерянно посмотрела на ступеньки и обернулась.
– Просто кое-что потеряла, – пробормотала я. – Кое-что важное.
– А жизнь для тебя важна?
Я вяло кивнула.
– Тогда пойдем. Нам нужно в подвал.
Как я могла потерять булавку? Я представила, как она лежит
Мы с сестрой Гильдебрандт спустились вниз, она заперла дверь, подняла коврик и открыла люк в полу.
– Ты первая, – указала она на темную дыру.
Я разглядела лестницу, ведущую в полумрак, где мерцало несколько фонарей. Добравшись до пола, я увидела Лиз, Стеллу и нескольких других девушек.
– Китти? – позвала я. – Ты здесь?
Никто не ответил. Я взволнованно повернулась к сестре Гильдебрандт.
– Там, – сказала она, указав на одинокий огонек в дальнем правом углу.
– Китти.
Я направилась к ней и, наконец, смогла разглядеть маленькое, испуганное лицо и растрепанные кудри. Китти с потерянным видом прижималась к стене.
– Я волновалась, что тебя нет, – всхлипнула она, утирая слезы.
Я села рядом и взяла ее за руку:
– Я здесь.
Никто не знал, что творится наверху. Часа через два, около полуночи, сестра Гильдебрандт велела Стелле помочь раздать провизию – воду и консервированные бобы. Хватит на несколько дней, даже недель. Я подумала о перспективе жизни в темноте и питании консервами, и меня передернуло.
– Держи. – Стелла протянула мне флягу. Я сделала большой глоток и с трудом проглотила воду. Привкус ржавчины.
Вдруг наверху раздались шаги. Мы все окаменели.
– Сестры, – прошептала сестра Гильдебрандт, потянувшись к висящей на стене винтовке, – выключите свет.
Мы подчинились и слушали в темноте, как шаги становятся все громче, все ближе. Послышался глухой стук, крышка люка со скрипом поднялась. Я сильнее сжала руку Китти. Господи. Японцы здесь.
Но вместо чужого языка послышался знакомый голос:
– Сестры, все чисто. Корабль повернул на запад. Можете выходить.
Все радостно закричали – все, кроме Китти, она просто молча таращилась в пространство.
– Пойдем, милая, – сказала я. – Все закончилось. Можем идти.
Подруга выглядела изумленной, словно я разбудила ее ото сна. Когда она включила фонарь, я увидела в глазах знакомый туман. Отстраненность.
– Конечно, – ответила она, встала и направилась к выходу.
– Не верится, что мы уезжаем уже завтра, – на следующее утро радовалась в столовой Лиз.
Завтра. Этого дня я боялась с того момента, как влюбилась в Уэстри. Прощание с островом означало конец нашего мира и начало нового – как я опасалась, гораздо более страшного.