Солнце – это еще не все
Шрифт:
– Конечно, нет!
Ее горячность заставила Младшего Мака удивленно поднять брови. Он поглядел на Дональда.
– А твой отец?
– Да, он прочел. Папа гордится своей либеральностью.
– И как? Подействовало?
– Он очень расстроился.
– И только?
– Он полчаса кричал, что мы губим свое будущее, занимаясь политикой.
– А ты спросила его, какое будущее вас ждет, если начнется война?
– Лайша спросила. Он не стал отвечать.
Вокзальные часы пробили девять, и Младший Мак, сложив
– Надо бежать!
Он втолкнул Лиз в автобус и впрыгнул сам.
– Да, кстати, Лиз, – сказал Дональд, когда они прошли вперед и уцепились за поручень, – твоему отцу не следует так бегать по вокзальной лестнице, как он бежал сегодня.
Лиз испуганно поглядела на него.
– Но ведь ты не думаешь, что он действительно болен?
– Не знаю. Утром после тенниса у него был очень нехороший цвет лица.
– Доктор Мелдрем сказал…
– Мелдрем! У него довоенные комплексы.
– Ты же сама говорила, – вмешался Младший Мак, – что он полгода не открывал ни одного медицинского журнала.
– Не полгода, а год! – возразила Лиз.
– Так почему ваши родные лечатся у него?
Лиз наморщила нос.
– Опять-таки взгляд из Уголка. Вот ты бы сам попробовал там пожить. В давнюю старину золотоволосых принцесс, томившихся в подобном заточении, спасали рыцари на белых конях.
И она жалобно посмотрела на его худое лицо с торчащим подбородком и спутанной гривой каштановых волос. Он потерся носом о ее нос.
– Беда в том, что волосы у тебя не золотые, а у меня нет белого коня.
Ей стало хорошо от его взгляда.
Он достал из грудного кармана два конверта.
– Ну, сантименты в сторону. Перейдем к делу. Я писал тебе вот из-за чего, Лиз. Тебе надо будет заняться этим до первой лекции. Откладывать никак нельзя.
– А что такое?
– Старый Мак узнал вчера на собрании, что намечено тайное совещание между премьером и американским сенатором Риверсом, который сегодня вечером прилетает из Гонолулу. Мы знаем, что из этого воспоследует, а поэтому вы с Лайшей должны сегодня же поговорить со своим курсом и собрать как можно больше народу на демонстрацию протеста к восьми часам. Все подробности найдешь в этих листовках.
– Но, Мак, мы ведь… – Лиз оборвала фразу, взглянув на Дональда, и спрятала конверты в папку.
Вслед за ними она сошла с автобуса.
– Увидимся в пять в «Фойе»! – крикнул Дональд, взбегая по лестнице.
Младший Мак повернулся к Лиз.
– Что ты хотела сказать?
– Ничего особенного. Только у Розмари сегодня день рождения, и старички сделают двойное сальто-мортале, если мы не придем.
– Старый Мак отвезет вас домой. Успеете вовремя.
– Если мы опоздаем, разразится дикая буря.
– А тебя это трогает?
Лиз перестала размахивать папкой и поглядела на него, сморщив нос.
– Нисколько, и даже того меньше.
Они начали подниматься по лестнице, и он взял ее под руку.
– У меня есть десять свободных минут. Давай постоим. Мне нравится твоя стрижка.
– Что бы со мной было без твоей моральной поддержки! – улыбнулась Лиз, и ее глаза заблестели. – Тетя Элис говорит, что я выгляжу, как Рыжий Меггс.
– Немножко женственней.
Младший Мак оперся на балюстраду рядом с Лиз, и они принялись молча смотреть на машины, несущиеся по Парраматта-роуд.
– Когда я с тобой, я ощущаю себя такой цельной, – вздохнула Лиз. – Беда в том, что мы бываем вместе не столько, сколько надо бы.
– Ничего, это временно! – Младший Мак успокаивающе сжал ее локоть.
– А ты не женился бы на мне, чтобы дать мне возможность выбраться из заплесневелого буржуазного особняка, в котором я прозябаю?
– Не женился бы.
– Жаль! Когда я с тобой, я чувствую себя… я чувствую, что могу ничего не опасаться.
– Например?
– Ну, привидений, вурдалаков и всяких ночных мыслей. – О чем?
– О том, что меня сожрет заживо Уголок, покусают собаки, бросит любовник, разнесут на атомы, провалят на экзамене и так далее и тому подобное. Но все это меня не тревожит, когда я с тобой.
– Возможно, в этом-то и беда.
– Какая беда?
– Ты слишком уж во мне уверена.
– Не понимаю, что значит «слишком».
– Я для тебя что-то само собой разумеющееся.
– А разве тебе не нравится, что с тех самых пор, как Старый Мак начал брать тебя с собой в «Лавры», я всегда считала само собой разумеющимся, что ты всегда будешь там, где ты мне нужен?
– Мне это нравится отчасти. Но это означает, что я тебя не волную.
– Я волнуюсь от одного того, что вижу тебя.
– Это не то волнение. Ты сплошной рассудок. И все-таки я очень хочу, чтобы ты была моей женой.
Она положила руку на его ладонь, которая касалась ее локтя, и он ответил ей крепким пожатием.
– Но не раньше, чем я кончу. А как только станут известны результаты последнего экзамена, я сразу же потащу тебя в регистрационное бюро. Если ты захочешь.
– Почему ты это сказал?
– Ты знаешь не хуже меня. Стоит мне поцеловать тебя не вполне братским поцелуем, и ты закрываешься, как актиния.
– Это мои железы внутренней секреции.
– В таком случае они действуют шиворот-навыворот.
– Может быть, я фригидна. Наверное, унаследовала от папы.
– Нет, скорее ты позднецвет, говоря на языке Старого Мака. Я уже столько раз анализировал твое подсознание, что на этот раз обойдемся. Пожалуй, так даже лучше – я могу сублимировать свое либидо. Мне предстоят два года тяжелой работы и еще год практики, и я буду рад обойтись без эротических переживаний, особенно после того, как увидел, во что они превратили Дональда и его занятия.