Солнце и сталь

Боровых Михаил

И тут лопнул ремень.

Конрад отлетел на несколько шагов назад. Встать казалось почти невозможной задачей. Но он встал.

На земле лежал его щит. Конрад поднял его за ремень здоровой рукой. Раскрутил над головой и бросил в повернувшееся к нему прекрасное лицо великана. В воздух взмыл меч, отбить этот удар, разрубленные доски щита упали на залитую кровью землю. Но Конрад уже навис над гигантом с обнаженным кинжалом в руке. Он вонзил кинжал в шею твари, с наслаждением провернул клинок в ране и рванул на себя.

Кровь и кровавая пена хлынули из перерезанной глотки настоящим фонтаном, который окропил

лицо, грудь и руки Данннайца.

Но иаджудж не умер. Какая-то невероятная судорога исказила огромное тело, по нему пробежала кровавая борозда, которая на глазах расширялась и становилась все больше.

Конрад оторопело смотрел, не понимая, что происходит. Кровь лилась ручьями, алая,

В противоестественной пародии на роды из развалившегося на части Двуглавого поднялся вдруг тонкий и стремительный силуэт. У существа были костлявые руки и ноги, а голова его была лишенной челюсти звериной головой. Тварь, в которой не было уже ничего общего с человеком, прыгнула, занося для удара поднятый ей топор Конрада.

Даннаец поскользнулся на крови и упал, уже не веря в возможность подняться.

Тварь была рядом, над ним, топор занесен для смертельного удара.

Он лягнул ее в живот и перебросил через себя, на каменистую землю.

При падении существо выронило топор и жалобно заскулило. У него не было кожи, любое прикосновение причиняло ему боль. Конрад навалился на эту богохульную мерзость, нанося удар за ударом своим кинжалом. Тварь рвала его лицо, руки и ноги твердыми как камень когтями. Наконец существо дернулось в последний раз и затихло.

Конрад повалился рядом. Жизнь утекала из него вместе с кровью из множества ран. Конрад поднял глаза к небу и солнечный диск, будто подмигнул ему. А потом все стало тонуть, исчезать, утекать от него.

Усилием воли вернув себя в сознание, Конрад увидел, как к поверженному гиганту, растолкав своих верных слуг выбежал Нэток. Покрывало пророка спало, открыв неземную красоту его лица. Рот Нэтока был перекошен в крике гнева и боли.

Вулфер подхватил теряющего сознание генерала и потащил его назад, к стене щитов Сынов Солнца.

– Солнце и Сталь.
– шепнул Конрад, прежде чем мир поглотила тьма.

Пока ты спал.

Конрад был без сознания так долго, что уже никто не верил, что он выживет. Бесчисленные раны и переломы превратили его тело в сплошной сгусток боли. Иногда Даннаец на считанные минуты приходил в себя, тогда сидевшие у кровати братья старались как можно быстрее напоить его и дать лекарства. Но большую часть времени он плавал в океане бреда, страдания и время от времени сгущавшаяся тьма хотела проглотить его.

В этой теме пели и шептали те же голоса, что в предгорьях Пустоши.

Лучшие лекари Ирама прилагали все усилия, что бы спасти жизнь героя. Его раны промыли и зашили, кости вправили и где можно забили в лубки. Но потом все равно некоторые из ран воспалились, из них тек гной, поговаривали уже о том, что бы отрезать ногу. Но посовещавшись, лекари решили, что такой операции измученное тело не перенесет и Конрад был вверен судьбе.

Но через три недели случилось то, что многие сочли чудом.

Даннаец совершенно очнулся, лихорадка стала спадать, воспаление отступало, не перейдя в настоящую гангрену. Конрад был так слаб, что не мог даже поднять руку, но все равно попытался приподняться на локте.

– Нэток.
– было его первое слово.

– Мертв.
– ответил Гвидо де Лион. Все те дни, которые Конрад провел между жизнью и смертью, капитан неотлучно просидел у его ложа, даже спал в той же комнате, несмотря на запахи болезни.

– Как мертв?
– голос Конрада был похож на шелест сухих листьев.

– Когда ты сразил его поединщика, Нэток словно с ума сошел. Потом пленные рассказали нам, в чем дело. Двуглавый - это были его дети, его сыновья-близнецы. Их было трое. Они родились полумертвыми, и выросли калеками, не могли ни ходить, ни тем более драться, долгие годы он скрывал их в какой-то дальней пещере, носил туда еду. Когда он пропал в пустыне, двое убили и сожрали третьего, это все сказки, про близнеца, проглоченного в утробе. Той утробой была нора в земле, где они дождались его возвращения. Он каким-то образом сплавил плоть и разум, и в результате получилось то чудовище, которое одолел. Нэток многих убил тогда своим серпом, но ты не ошибся, он перестал быть неуязвимым. Сарош проткнул его копьем насквозь. Нэток завопил так, что казалось, рухнут стены. Иаджудж вокруг бились в падучей, он уже не мог послать им ярость, только боль и отчаяние. Нэток умирал потом пять дней. Эти пять дней... их даже описать невозможно, что творилось. Иаджудж то кидались на нас, то пожирали друг друга, то замирали в оцепенении. Пока, наконец, какой-то отчаянный самудиец не прикончил бывшего бога. Его голову самудийцы выставили на копье. После этого иаджудж как-то утратили интерес к войне, и их войско начало рассыпаться, превратилось в беспорядочную толпу. Имадийцы понемногу вытесняют их на юг. Без Нэтока это просто кучки грязных оборванцев. Впереди еще много битв, уж слишком иаджудж много. Но война выиграна. Батахир вернулся с севера, он подавили бунт сатрапов, и сейчас ушел дальше, выбивать иаджудж обратно за пределы Ирама. Это уже не наша война, брат.

– Прекрасные новости.
– сказал Конрад и через несколько мгновений уснул.

Он проспал почти половину суток, а когда снова очнулся, то выглядел уже намного бодрее. Он открыл глаза.

– Мой железный рыцарь.
– в глазах Эсме стояли слезы.
– Мой железный рыцарь... я поклялась, что если ты умрешь, то я пойду за тобой.

– Я освобождаю тебя от этой клятвы. Я все еще могу умереть.

– Но зачем мне жить без тебя?

Эсме разрыдалась.

– Ты заставил Эсме плакать.
– сказала она, давясь слезами.
– Негодяй, и ничего больше.

В последних словах уже зазвучала ее привычная насмешливость.

– Я все еще могу умереть.

– Только попробуй! Убью тотчас же!

Эсме рассмеялась. Конрад тоже засмеялся бы, но смех причинял ему боль из-за сломанных костей.

– Моя огненная принцесса.

Их пальцы сплелись.

– Мне кажется, или, полежав при смерти, ты начинаешь говорить как все влюбленные?
– осведомилась Эсме, вскинув голову. В заплаканных глазах был тот самый огонь, который разжег любовь в его собственном, прежде пустом и холодном сердце.
– Скоро начнешь сравнивать мои волосы с покрывалом ночи, а мои губы с гранатом?