Солнце мое
Шрифт:
Съела пирожок с крепким-крепким и горячим-горячим чаем с молоком.
Немножко полегчало.
Всё, возьми себя в руки, Оля.
Звонок вдруг радостно задребезжал, потом, не дожидаясь открытия, в замке заскреблось. Ой, а в комнате у меня что??? Я скорее помчалась к себе, собрала с пола покрывало (да, моя полуторка оказалась Вове катастрофически короткой), заправила постель.
А в коридоре уже они, мама с Василичем, довольные страшно, в двери вваливаются. С приветами. И с какими-то пакетами.
— Ну, вы ранние пташки, — я обняла маму, —
— А с чем? — из-за её спины хитро спросил Василич.
— С перемячами! — осталось ещё штук пять, чай попить точно хватит.
— С перемячами?! — поразилась мама.
Мда, пожалуй, борщ не стоит им сразу показывать…
Но мама уже стояла у холодильника:
— Мы-то переживаем, что она тут с голоду помирает, а она, глянь — супа наварила! Пироги! Мяса купила!
Это хорошо, что грудинку пожаренную мы всю съели, так бы у них вообще шок был.
Василич вышел из ванной, отряхивая руки:
— Так может, стоит её почаще на вольные хлеба отпускать? — сам посмеялся.
Я проверила спираль и включила чайник. Как меня эта спираль достала, сил нет. Обычно за ней бабушка бдит, вот я всё и боюсь про неё забыть.
Про вольные хлеба — отличная мысль, кстати!
— А бабушка на даче осталась?
— Да. Да мы же ненадолго, Саше надо отпускные получить. Тебе вот ягоды завезли, свари, а? Там ещё зелень всякая, хоть на работу бери на перекус.
— М-м, ну ладно…
11. ИЮЛЬ НАЧИНАЕТСЯ ЗАНЯТНО
ПАХАТЬ. СНОВА…
Пока болтали, я поставила на плиту кастрюлю, и к половине восьмого, когда мама с Сашей уехали, успела на первый раз вскипятить клубнику с сахаром. Метода такая. Долго не варить, а вскипятить, остудить, ещё раз вскипятить — маму кто-то научил, апробируем.
Обсудила с матушкой вопрос сала, да быстренько его и посолила. Маленький кусочек — долгое ли дело? Надсечь, чесноком резаным обсыпать да солью — в пакет и в холодильник, к выходным как раз сколько соли надо возьмёт.
Ну, всё, можно и в садик идти.
Я перелила остатки борща в пластиковую одноразовую плошку и сунула в морозилку. Домой я сегодня возвращаться точно не планировала. И завтра. Послезавтра — возможно, но не факт…
Подумала — не стала с собой брать ни огурцов, ни зелени. Там у меня пакет печенек остался, и ладно. С огурцами ещё заморачиваться, пусть лучше в холодке лежат.
Фронт работ в детском саду оставался приличный, хотя, если посчитать, за четыре дня моего одиночного впахивания я успела сделать почти половину. Значит, что? Значит, продолжим в том же духе, хочется уже быстрее закончить, тем более, папе же я обещала, они ждут.
29 июня, четверг.
К своему глубочайшему удивлению, в обед четверга я поняла, что — всё. Максимум — пройтись ещё раз с ревизией, прошерстить на предмет косяков — и можно сдавать работу.
«Обзирать» итоги мы пошли совместно с Альбиной Константиновной. Она осталась страшно довольна, пригласила меня в свой начальственный кабинет и немного помялась:
— Оля, на счёт обещанной доплаты… Если подождёшь до пятнадцатого с расчётом — даже не пятьсот, а шестьсот тысяч получится сверху, премиальными, — она выжидательно на меня посмотрела.
Ха! Сто тысяч премии не каждый за работу получает, а тут — за подождать! Да и Аня как раз где-то в те дни приедет.
— Да потерплю, ничего страшного.
Альбина Константиновна оживилась:
— Ты меня прямо спасаешь! Нет, правда. По новым требованиям сантехнику в группах надо переделать, срочно, а новенькие только к середине июля придут…
Вновь поступающие дети (родители этих детей, конечно же) всегда проплачивали садам «вступительные» — деньги, которые в «настоящих» документах фактически нигде не фигурировали и расходовались заведующими на личное усмотрение. То есть: любишь своё дело — печёшься о саде; любишь в другом ключе — ходишь в золоте в буквальном смысле… Дело это было в конечном счёте рискованное, предыдущую заведующую за такие выкрутасы и подвинули. С огромным, правда, трудом — уж больно много у неё было подружек (бывших однокурсниц) в высоких кабинетах.
Альбина Константиновна переложила пару бумажек.
— Олечка, у меня к тебе ещё есть предложение… м-м-м… коммерческого плана.
Интересно. Ещё что-то где-то расписать, что ли?
— И что за предложение?
— Ты, может быть, слышала, что детским садам дали определённую свободу в хозяйственной деятельности.
— Слышала, — кивнула я.
И о тех фортелях, которые некоторые ушлые тёти в связи с этим выкидывали. Вон, в соседнем пятьдесят восьмом саду зава* со своей помощницей так воровали в четыре руки — только свист стоял. Как они детей кормили — это ж караул, чуть ли не гнилыми овощами… И тоже ведь до сих пор всё сходит с рук, сколько на неё ни жаловались.
*Ну, заведующая
— Так вот, — заведующая (ой, простите, ИО заведующей) разгладила лежащий перед собой листочек, — уже есть опыт кружковой деятельности. В некоторых садах. Мы тоже хотим организовать платные кружки.
— А-а-а! — до меня дошло. — Вы хотите, чтоб я что-то вела?
По совершенно непонятным мне причинам, Альбина Константиновна весьма благоволила мне и считала меня чуть ли не восходящей звездой педагогики.
— Да! — обрадовалась она моей сообразительности. — Мы хотим студию рисования. Что-нибудь новое, необычное. Ну-у-у… в нетрадиционных техниках, а?
Очень это модно теперь было — чтоб именно в нетрадиционных. Пальцами, верёвочками и прочее. Хрень, по большей части, сплошной эпатаж. Хотя, некоторый опыт использования как раз-таки разных техник у меня после курсов УПК был. Да и книжек печатается на эту тему табуны. Можно даже не покупать, в магазине полистать.
— А оплата какая? — задала я конкретно жизненный вопрос.
— Оплата сдельная, — Альбина Константиновна выразительно на меня посмотрела как будто поверх очков — даром что никаких очков в помине не было. — Мы наберём деток. Может быть, две группы получится, может — три. По возрастам же ещё надо делить. Два раза в неделю занятия, по полчаса. Тысяч тридцать в месяц поставим, как думаешь? Двадцать процентов — детскому саду… — она выжидательно наклонила голову.