Солнце на стене
Шрифт:
Надо улыбнуться Нонне, сказать что-нибудь приятное. Но я не улыбаюсь и не говорю ничего приятного. Я смотрю на крепость, вернее, на то, что от нее осталось, и теплый солнечный день меня не радует.
И у Нонны глаза невеселые. Во рту торчит стебелек. Уже и не рада, что пошла со мной на речку.
— Скучаешь, учительница? — спросил я.
Нонна столкнула ногой круглый камень. Он булькнул и, взметнув облачко мути, опустился на дно. Немного погодя на поверхность выскочили пузыри.
— Сдам экзамены, — сказала
— Заплеванный пляж, мазутная вода, кишение человеческих тел, — сказал я. — Частная терраса на десять коек, как в казарме, и длинные очереди в столовую… на солнцепеке!
— Оля говорила, ты — добрый…
— И почему вы все сходите с ума по Крыму? — продолжал я. — То ли дело наша Средняя Россия — Таруса, Суздаль, Пушкинские Горы, Валдай… Глухое озеро, избушка на берегу. Сосновый лес, тишина. Тут тебе и грибы и ягоды. Броди себе по рощам и полям… Что еще человеку надо? Так нет, лезут в Крым. Меня и на аркане не затащишь в ваш Крым!
— Тебя никто и не тащит, — сказала Нонна.
— Подумаешь, Крым!
— Поезжай в Валдай, — сказала Нонна.
Солнце на небе большое и нежаркое. Скоро оно спрячется за валом. На горизонте опять засинело. Чего доброго, снова гроза. В нашем городе так бывает: то неделями печет, то подряд гроза за грозой.
Уже вечер, и речка опустела. Мы плыли вдоль берега. Деревья наклонились к воде. На листьях красноватый отблеск.
На опустевшем пляже дожидался Тихомиров. Он уже оделся и прихорашивался на берегу. Увидев нас, Венька подошел к Нонне и галантно преподнес ей букет белых лилий.
— Спасибо, — сказала Нонна, — но я лилии не люблю… Посмотрите, их стебли напоминают извивающихся длинных червей.
Он такую даль плавал за лилиями… Я знаю, они растут за островом. Это отсюда с километр.
— А какие вам цветы нравятся? — спросил Венька.
— Я люблю кактусы, — сказала Нонна.
— Поезжай, Веня, в Мексику, — сказал я. — За кактусами.
— Зачем так далеко? Они растут и в Крыму.
— Через неделю в это время я уже буду в Ялте, — сказала Нонна.
— Завидую, — вздохнул Венька. — У меня еще отпуск не скоро…
— Вам нравится Крым?
— Черное море, Ай-Петри, Симеиз, Лазоревая бухта… Мечта! — сказал Венька.
— А этот человек, — Нонна кивнула на меня, — ненавидит Крым…
— Значит, уезжаете? — спросил Венька.
— Вы не будете обижаться, если я ваши лилии оставлю тут, на берегу? — спросила Нонна.
— Жаль, что здесь не растут кактусы… — сказал Венька.
Мне надоела эта болтовня. Глаза у Веньки стали с поволокой — верный признак, что Нонна ему нравится. Если бы эти дурацкие кактусы росли, как лилии, в воде, он разделся бы и поплыл за ними.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал я.
Нонна удивленно посмотрела на меня, а Венька — по глазам видно — обрадовался.
— За спичками, — сказал я.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Утром на заводе появился Глеб Кащеев. Он зашел к начальнику цеха, потом заглянул к нам.
— Шарапова ищу, — сказал он. — Говорят, к вам пошел.
Шарапова мы не видели. Глеб осторожно присел на почерневшую скамейку и закурил.
— Товарищ корреспондент, — заметил Карцев, — в цехе не курят.
Глеб удивленно посмотрел на него, но сигарету потушил.
— Где он шляется? — сказал Глеб, поднимаясь.
Каждый из нас занимался своим делом, и ни у кого не было желания помочь Кащееву найти секретаря комитета комсомола. Даже вежливый Дима промолчал.
— Что новенького? — спросил у него Кащеев.
— Да вот насос ремонтируем, — ответил Дима.
— Любопытно, — сказал Глеб.
— После обеда запустим, — сказал Дима. — Хотите посмотреть?
— А Тихомиров в каком цехе? — спросил Глеб.
Я ему объяснил, как отсюда попасть в цех сборки. Кащеев топтался на месте и не уходил.
— Зашел бы ты к Марине, — понизив голос, сказал он. — Она хочет с тобой поговорить…
— В Ленинград уезжаю, — сказал я. — Сегодня вечерним.
— На экзамены? Ну, ни пуха… — И в голосе его — облегчение.
Судя по всему, Глеб влюбился. Обычно его увлечения проходили быстро. Я догадываюсь, о чем хочет потолковать со мной Марина. Скажет, что во всем виноват только я: Марина не любила быть виноватой… Впрочем, какое все это теперь имеет значение?
Глеб ушел в цех сборки. К Тихомирову. Наверное, будет про него очерк писать. Для этого и Шарапова разыскивал. Так сказать, с санкции заводского комитета комсомола. Санкция будет дана. Венька с Сергеем в наилучших отношениях.
— Как ты думаешь, — спросил Дима, — можно верить человеку, который вернулся из тюрьмы?
— Это ты насчет Биндо?
— Мастер из механического приходил… Говорит, по вашей рекомендации взяли в цех уголовника, а теперь инструмент пропадает. А раньше этого не было. Лучше спросить у него, чем подозревать.
— Ты наивный человек, Дима, — сказал я.
— А если это совсем не он? А все будут думать, что он… Как же тогда человеку жить на свете?
— Ладно, — сказал я. — Поговорю с ним…
— Чего там с ворюгой говорить? — подал голос Валька Матрос. — Убивать их надо! Я бы клал вора под паровой молот — раз! И вместо вора — блин.
— Палач! — сказал Дима.
Я стоял под деревом и смотрел на дверь. Она беспрерывно хлопала: рабочие выходили из цеха. Вот дверь в последний раз хлопнула и затихла. Неужели я не заметил, как вышел Биндо? Мимо прошел Тихомиров. Он был в хорошем настроении и насвистывал.