Солнце на стене
Шрифт:
— Вы действительно, Сеня, незаменимый человек, — сказал я. — Что бы мы без вас делали?
— Я люблю делать людям приятное, — ответил Сеня. — Правда, не все это ценят.
— Я думаю, ты тоже в накладе не остаешься, — сказал Венька.
— Так как насчет рубашки? — спросил Сеня. — Ваш размер редко встречается.
— Приноси, — сказал я.
Дождь ушел по чистым крышам домов в поле. С неба шлепались на тротуар редкие
Мы с Венькой пообедали в столовой и отправились на автобусную остановку. Решили поехать на пляж. После дождя одно удовольствие выкупаться.
— Вот ты давно работаешь с Ремневым… — сказал Венька. — Что он за человек?
— Мамонт? Ужасный человек, — сказал я. — Консерватор… Не любит институтскую молодежь, все боится, что его место займут. И впридачу — бюрократ.
Венька сразу помрачнел.
— Вот ведь не везет, — сказал он.
— А тебе-то что? Ты в другом цехе… Это нам, грешным, с ним маяться.
— У него мой проект!
— Пиши пропало, — сказал я. — Год продержит, а потом наверняка зарежет… Как только решат похоронить какое-нибудь дело — Мамонту отдают.
— Неужели к нему нельзя никаких ключей подобрать?
— Ключей? Можно. Он любит в бане париться…
Венька с удивлением посмотрел на меня, но был слишком расстроен, чтобы заподозрить в розыгрыше.
— При чем тут баня?
— В городе березовых веников нет, — сказал я. — А без веника какая баня? Преподнеси ему березовый веник, и твоему проекту зеленая улица…
— Где же я возьму этот дурацкий веник?
— Попроси Сеню, — посоветовал я. — Его дядя, старший механик, из Африки привезет…
Венька наконец сообразил, что я его разыгрываю, и разозлился:
— Я с тобой о серьезных вещах говорю, а ты несешь про какую-то баню.
— А ты про ключи, — сказал я.
Венька нахмурился и замолчал. А мне было смешно… Венька в австрийском джемпере торжественно преподносит обалдевшему Мамонту березовый веник в целлофановой обертке…
Я увидел Нонну. Ту самую черноволосую студентку, которая была в Крякушине вместе с Ольгой. Улыбаясь, она приветливо смотрела на меня. Нонна в светлом платье и белых босоножках. Руки коричневые от загара. Она тоже пришла на остановку.
— Мы, оказывается, соседи, — сказала она.
— Я вас вчера видел на автобусной остановке, — заулыбался Венька. — Вы куда-то спешили.
Он с интересом смотрел на нее. Там, в деревне, он пытался приволокнуться за Нонной, но ничего не вышло. (Он бы и за Олей поухаживал, да нельзя — доцент…)
— Поехали с нами на пляж? — предложил я.
— Я мяч захвачу, — подхватил Венька. — Покидаем.
Ей нужно в институт. У них консультация по диалектическому материализму. И, взглянув на меня веселыми черными глазами, сказала, что пляж — это, конечно, лучше, чем консультация…
Ей нужно было взять купальник,
— Это была я, — сказала она.
Теперь понятно, почему она такая черная. Но непонятно, почему я ее не узнал?
Мы лежим на горячем песке. Венька куда-то уплыл, наверное на тот берег. Небо очистилось от облаков. Солнце припекает на славу. Кричат ребятишки, шлепают ладонями по воде. Они облепили черную лоснящуюся автомобильную шину. То один, то другой с криком срывается с нее. И, вынырнув, снова атакует скользкий баллон.
Крепостной вал с обвалившейся стеной отражается в воде. Рыжая девчонка в купальнике карабкается по крутому откосу на вал. В руке у нее букет желтых цветов. Их много растет на откосе.
— Почему ты не спросишь про Олю? — говорит Нонна. Она лежит на спине и смотрит в небо. Черные глаза ее прищурены. — Она как-то вспоминала тебя.
Я молчу. Только чувствую, как сердце начинает стучать. Такое случается, если долго на солнце лежишь.
— Жарко, — говорю я. Встаю и иду к воде. Она тоже встает. На коричневом животе блестят песчинки.
Мы на середине Широкой. Течение подхватило нас и понесло. Мальчишки с черной шиной остались позади. А мы все плыли и плыли. Иногда наши плечи касались. Потом Нонна сказала, что устала. Мы вылезли на берег и долго сидели на теплых камнях. Из-под моста выплыла лодка, потом показалась парочка на водяном велосипеде. Они крутили педали, смеялись. Велосипед, хлопая по воде разноцветными лопастями, проплыл совсем близко от берега. Какая-то нелепая штуковина этот водяной велосипед. Как будто из музея притащили его и спустили на воду.
Нонна жевала травинку и смотрела на крепость. Рыжая девочка в черном купальнике взобралась на гребень и стояла у разрушенной стены. На голове у нее — желтый венок.
— Ты что будешь делать вечером? — спрашивает Нонна, глядя на меня.
— Спать, — отвечаю я.
Нонна перекусила травинку пополам и выплюнула. Я вижу, она злится. Но я действительно собирался сегодня пораньше лечь — завтра снова на крышу. Конечно, прогуляться летним вечером с девчонкой неплохо. Можно в парк сходить, на танцплощадку, какой-нибудь фильм посмотреть.
— У тебя есть сигареты? — спрашивает Нонна.
Странный вопрос! Я только из воды. В одних плавках. Не за щекой же я должен держать сигареты и спички?
— Помнишь, как ты хотел меня куда-то унести… — говорит Нонна. — Там, в деревне?
— Я, наверное, был пьяный, — отвечаю я.
Нонна вырывает с корнем красноватый стебель конского щавеля и ломает его своими длинными тонкими пальцами. Зачем я ее злю? Я и сам не знаю. Шуруп говорит, что после той сумасшедшей поездки в город у меня характер испортился. Вот и Веньку сегодня разыграл. Куда же это он уплыл?..