Солнце отца
Шрифт:
Сольвейг знала, что он чувствовал. Она знала, чего он хотел. Это она отказала им обоим. Так что сейчас не было веской причины для боли.
Никто не обращал на нее внимания; она могла ускользнуть в лес, и даже ее родители не заметили бы этого. Никто бы не заметил.
Она сняла венок с головы и бросила его в грязь, скользнув к лесу.
— оОо~
— Сольвейг! Остановись!
Она сделала всего несколько шагов к деревьям, прежде чем услышала позади себя задыхающийся голос Магни.
На его шее все болталась эта гирлянда цветов.
— Чего тебе? — она услышала рычание в своем голосе.
— Ты злишься. Что я успел сделать, чтобы разозлить тебя?
Вместо ответа она скрестила руки на груди. Но взгляд предательски опустился на гирлянду, и он его заметил.
Магни рассмеялся, и если бы у нее был клинок, она вполне могла бы прикончить его в тот же миг.
— Ты ревнуешь? К Торунн? — он сорвал гирлянду и позволил ей упасть на лесную подстилку. — В этом нет необходимости.
— Ты был с ней. Вы были вместе. Как мужчина и женщина.
— Нет.
Сольвейг знала, что это ложь. Ее рука сжалась в кулак, и она замахнулась. Магни блокировал удар, поймав ее кулак, а затем снова рассмеялся. Так что она пнула его. Это он предотвратить не смог.
— Ай! Боги! — Он отпустил ее и потер больную голень. — Сольвейг, я рад, что ты ревнуешь. Мне приятно знать, что я тебе настолько небезразличен. Но я не хочу ссориться с тобой из-за таких вещей. Торунн ничего не значит для меня.
— Я знаю, что ты был с ней. Я видела тебя.
Это удивило его, но он показал это только глазами.
— Да, я был с ней. Но она — не моя девушка. Она девушка, которой нравится получать удовольствие. Как и мне. — Он подошел ближе и взял руки Сольвейг в свои. — Я ничего больше не ищу ни от одной другой женщины. Я бы хотел, чтобы ты стала моей женой, Сольвейг Валисдоттир. Это всегда было моим желанием, и ты знаешь это.
Она знала. Она думала о том же самом, когда наблюдала, как он обнимается с той девушкой.
— Почему ты принял эти цветы? Сегодня солнцестояние.
Празднование в эту ночь было чем-то большим, чем просто цветы, костры и медовуха. Речь шла о продолжении рода. Женщина, предлагающая мужчине цветы, намекала на это.
— Ты бы хотела, чтобы я оттолкнул ее на глазах у ее друзей?
Если честно, Сольвейг предпочла бы именно это. Но она покачала головой, понимая, что такие чувства были мелочными и недобрыми.
Магни подошел еще ближе и обнял ее за талию.
— Ты видела, как я взял ее гирлянду, но не слышала, как я сказал ей «нет». Я сказал это. Я сказал ей, что она должна была предложить цветы другому.
Он склонил к ней голову, но она отвернулась.
— Все вас видели.
— Тогда позволь всем увидеть нас. — Его пальцы схватили ее за подбородок, и он повернул ее лицо к своему. — Сольвейг. Мое сердце принадлежит тебе. Если бы ты отдала мне свой цветок, это было бы для меня важнее всего.
Она не упустила двойного смысла его слов.
— Ты сказал,
— И я жду. Я жду. Я ждал тебя много лет. А как долго ты будешь ждать?
Магни был так близко; она могла чувствовать его бороду, будто прикосновение перышка к щеке. Его дыхание было теплым. Грудь у него была широкая и крепкая. Сольвейг вдохнула его аромат — кожи и льна, древесного огня и морского воздуха, меда и слабого намека на летние цветы.
Когда он был так близко от нее, она не могла думать. Он произнес слова и, казалось, ждал, что она скажет что-нибудь в ответ. Собрав всю свою волю в кулак, она вспомнила, что он сказал. Как долго она будет ждать?
— Я не понимаю…
— Ты отрицаешь себя, Сольвейг, так же сильно, как отрицаешь меня. Даже больше. Разве ты не хотела бы знать, к чему ревнуешь?
Он наклонил голову, и она почувствовала его губы на своей шее. Затем его язык, описывающий крошечные круги по ее коже.
Ее сердце, казалось, рвануло на свободу, хватаясь за прутья ребер и пытаясь пролезть сквозь них. Чтобы не упасть, Сольвейг ухватилась за ближайшую вещь — это была его спина. Она сжала пальцы в ткани его летней туники.
Она хотела, чтобы Магни остановился, чтобы ее сердце успокоилось, но когда в тот день он это сделал, она сразу же заскучала по прикосновению. Она почти была готова плакать от этого чувства потери.
Когда они были маленькими, она всегда чувствовала разницу в их возрасте. Она была старше и крупнее его, и сильнее, и умнее, и мудрее. Он спрашивал, и она давала ему советы и рассказывала о людях и мире. Но Магни перерос ее. Он стал не только больше и сильнее, но и мудрее. Возможно, даже умнее. Сейчас он был единственным, кто понимал все лучше всех. Конечно, у него было больше опыта в том, что творилось вне поля боя, — но и боевого опыта было больше. Его родители не заставляли его ждать шестнадцатилетия.
Они вместе отправились в свой первый набег. И в следующие.
В каком-то смысле они уже были связаны. В каком-то смысле так было всегда.
Но именно по этой причине он затмил бы ее, если бы она стала его женщиной сейчас — потому что был большим, чем она. Во всем. Крупнее, сильнее, мудрее, добрее, лучше. У нее был только год их разницы в возрасте — и больше ничего.
Прежде чем он смог поцеловать ее снова, как во Франкии, и украсть ее разум и волю, Сольвейг отстранилась и высвободилась из его объятий.
— Тебе не нужно меня ждать. Я не знаю, когда я захочу и захочу ли вообще того, чего хочешь ты. — Она хотела этого сейчас, но использовала эти слова, чтобы увеличить расстояние между ними.
И она увидела, что это сработало. Магни поморщился, как будто она ущипнула его.
— Ты говоришь, что не знаешь, хочешь ли ты этого? Это — это я?
Как и прежде, она ответила, скрестив руки на груди. На этот раз потому, что не доверяла своему голосу.
— Очень хорошо.