Солнце отца
Шрифт:
И все же его жена и дочь сидели там, угрюмые и молчаливые, отдельно друг от друга и от него.
— oOo~
Гетланд находился гораздо южнее Карлсы, и корабли пришвартовались сначала там. Как всегда, они должны были разделить добычу в большом зале Гетланда. Обычно налетчики Карлсы пировали и отдыхали, прежде чем продолжить путешествие домой — еще два дня плавания на север, — но на этот раз нужно было похоронить Илву, с момента смерти которой прошло несколько дней, и они не могли тратить время. Они разделят добычу и поедят, но
Жители Гетланда вышли, чтобы поприветствовать прибывших, и когда корабли приблизились и пришвартовались, раздался общий шум ликования. Но он стих, когда люди заметили на судне тело Илвы. Хокон спрыгнул со скейда Карлсы и помог Вали отнести сестру на берег. Бренна и Сольвейг последовали за ними.
Увидев это, люди на берегу поспешили соорудить импровизированные носилки, чтобы уложить на них Илву, пока налетчики разгружали корабли.
Когда носилки были сделаны, Вали положил руку на обернутую в ткань голову дочери. Он был рад, что не видит лица Илвы; он хотел запомнить свою дочь такой, какой она была при жизни, какой она будет в Валгалле, а не такой, какой ее сделала оставленная позади морская стихия.
Бренна стояла у ног дочери, глядя на нее сверху вниз своими тихими, тусклыми глазами. Вали попытался вспомнить, когда она говорила в последний раз; кажется, сегодня она вообще не открывала рта.
— Бренна. — Он подошел к жене и взял ее безвольную руку в свою. — Пойдем. Ольга здесь.
Ольга стояла в нескольких шагах от них, держа за руки Леифа и Хокона.
Сольвейг стояла рядом с Магни. Они не прикасались друг к другу, но в позе Магни было что-то защитное. Вали узнал эту позу и чувство, которое ею двигало — и понял, что, по крайней мере у Магни к его дочери наконец-то проснулось что-то большее, чем дружба.
Любить его дочь было бы так же горячо и дико, так же красиво и сильно, как если бы прикоснуться к светилу, в честь которого ее назвали.
Как сам Вали любил свою жену, мать Сольвейг.
— Бренна. Идем.
Она покачала головой, не отрывая глаз от тела их дочери.
— Я останусь с ней. Я не хочу, чтобы она оставалась одна.
Он потянул ее за руку. Когда она не сдвинулась с места, Вали придвинулся к ней и обнял за плечи.
— Бренна, пожалуйста.
Она высвободилась. Он не мог вспомнить, когда в последний раз она отвергала его объятия.
— Я останусь здесь.
Ольга вышла вперед и вложила свою руку в руку Бренны.
— У тебя есть дело, Вали. Иди в зал и делай то, что должен. Леиф пришлет девушку с едой и питьем, и я останусь с Бренной. Сегодня никто не будет одинок.
Ее голос был сильным, ясным и полным сострадания. В ее глазах читалось сочувствие к ним и ее собственная печаль. Вали кивнул. Он поцеловал жену в макушку и последовал за Леифом вверх по насыпи к просторному большому дому Гетланда.
Проходя мимо них, он увидел, как Сольвейг схватила Магни за руку и сжала.
Может быть, у Сольвейг в сердце тоже уже появилось что-то большее.
—
К тому времени, когда добыча была разделена между ярлами и налетчиками, слуги уже приготовили еду. Было приятно есть теплую, сытную пищу, приготовленную на кухне, после многих дней соленой трески и хлеба с квашеной капустой — или, в лучшем случае, того, что могли предложить чужие леса и костер. Вали присматривал за своими мужчинами и женщинами, не желая, чтобы они переусердствовали. Им нужно было отплывать уже скоро.
— Солнце сядет через несколько часов, Вали, — сказал Леиф, садясь рядом с ним. — Если ты подождешь до рассвета, тебе придется плыть всего одну ночь.
Вали покачал головой.
— Я должен вернуть своих людей домой. Слишком долго Илва ждала освобождения. Я чувствую дурной ветер вокруг себя. Бренна… — Вали запнулся. Он не знал, как выразить свои опасения.
— Я видел это у Торил, Вали. Потеря ребенка для матери… Я думаю, что ни один мужчина не может познать ее глубину, даже если любит своих детей всем сердцем. Так что она справляется. — Он хлопнул Вали по плечу. — Когда похороны пройдут, Бренне придется заняться другими вещами, и она станет такой, как раньше.
— Я надеюсь, что ты прав, мой друг. Тем больше причин не откладывать.
— Тогда мы проводим вас сейчас, пока твои люди не напились вина.
— оОо~
В Карлсе, по обычаю клана, перед длинным домом и морем, они соорудили погребальный костер. Женщины города посыпали цветами все еще завернутое в ткань тело Илвы, а жители Карлсы вознесли молитву богам, чтобы облегчить ей путь через двери Валгаллы. В жертву была принесена коза, и ее кровь покрыла тело.
Когда дым духа Илвы, наконец выпущенный на свободу, поднялся в голубое небо, Оса, провидица, жившая глубоко в лесу, запела богам высоким кристальным голосом, чтобы дать им знать, что достойная Дева-защитница уже стоит у их дверей.
Вот почему они закончили налет и вернулись домой. Чтобы их дочь отправилась в путь в окружении людей, которые ее любили. Чтобы она пошла в Валгаллу той же дорогой, которой не так давно отправилась туда ее бабушка.
Вали стоял у костра и вспоминал день, когда он положил крошечный сверток на небольшую кучку дров. Они были в Эстландии, далеко от дома. Стояла глубокая зима, и Бренна лежала на кровати на втором этаже дома, без чувств и при смерти. Он был один, хоть его друзья и были рядом. Никогда в жизни он не был так одинок, как в тот день.
Вали верил — он должен был верить, — что Тор признал Торвальда своим. Во время его рождения и смерти на замок обрушилась сильная буря, полная яростного грома. Это был Тор, спустившийся, чтобы забрать ребенка для жизни, более великой, чем та, которую готов был ему дать этот мир.
Возможно, именно поэтому Илва погибла во время ее первого набега. Возможно, она произвела впечатление на богов. Отцовскому сердцу было легче думать так.
Огонь горел долго и жарко. Вали стоял со своей женой и детьми, молча, пока город пел вокруг них. Как и много лет назад в Эстландии, он смотрел в огонь, пока тот не съел все, что мог, и не погас, пока от его ребенка не осталось ничего, кроме пепла и костей.