Солнце светит прямо в крыши
Шрифт:
Кто-то захлопал, и люди начали расходиться.
–Не помню, куда идти… – сказала я, пошатываясь от усталости. Кирилл взял меня за руку и повёл по Невскому проспекту; замелькали шаги, левый оранжевый, правый фиолетовый. Потом мы очутились в глухом дворике и нажимали на все звонки подряд, пока нам не отворила хозяйка узкого коридора, где тусклая лампа едва освещала двери по сторонам. Кирилл исчез в одной из комнат, а мы шли дальше, и наконец хозяйка открыла последнюю дверь. Найдя в темноте диван, я мгновенно уснула.
***
Утром меня разбудило слабое жужжание. Я открыла глаза и с удивлением увидела незнакомый потолок. Мелькнуло – Питер! Интересно, чем питерский потолок отличается от московского? Наверное, узорами трещин.
Приподнявшись на диване, я огляделась. Сквозь ветхую рогожку, наброшенную на окна, пробивались солнце. Оно освещало широкий, заваленный старыми книгами подоконник и засохшее алоэ в деревянном горшке. В трухе листьев вяло копошилась муха. На батарее пылились тряпки; снизу, вдоль стен, стояли пустые ящики, банки и вёдра. Отовсюду – с истрёпанного покрывала, с отходивших обоев, с грязного половичка у шкафа – кричала бедность.
Когда я заправляла диван, жужжание повторилось – точно, пришло сообщение, я и забыла! «Эл, ты куда пропала? Почему на сайт не заходишь?»
Заметил! И пишет! Мне пишет! Как хорошо, что я не в Москве, как хорошо, что уехала! Иначе б не написал… А может, и написал бы? Он ведь первый подошёл тогда, рядом с учебной частью! И на встрече всё звал играть… А может, потому только, что мы с одного факультета? Но ведь написал же он мне, это ведь я «пропала»! Кирилл тоже «пропал», а пишет он мне! А вдруг он узнает, что мы «пропали» вместе? Интересно, Кирилл кому-нибудь сказал? Вряд ли, такой ничего не скажет… Как всё это странно… Поверит кто, что мы просто так уехали? Но ведь это правда. Взяли и уехали. Просто так.
Я без конца перечитывала сообщение Игоря. Что ответить? Как-нибудь так, чтобы он опять написал, чтобы захотел ответить… Куда я «пропала»? «Я вернулась в мой город, знакомый до слёз, до прожилок, до детских припухлых желёз» – вот куда! Мы только вчера уехали, а ты уже пишешь, ты заметил!.. Подольше б не возвращаться, чтобы ты писал… Вдруг, когда я вернусь, ты перестанешь писать? А так – будешь, ещё несколько дней… Кстати, о времени… Половина девятого. Тихо как; наверное, другие жильцы спят или уже разошлись. Можно пробраться на кухню… и приготовить чай…
Я впервые попала в питерскую квартиру и теперь, сидя на кухне, с интересом осматривалась. Среди обшарпанных стен и ржавчины рукомойников встретились прошлое и будущее: на старинной печи стоял пластмассовый чайник, осколки глазурованных изразцов были наполовину закрыты ярким плакатом, под потолком угадывалась замазанная краской лепнина, стиральная машина отражалась в высоком, прислонённом к стене резном зеркале – благородное достоинство нищеты и небрежность роскоши прятались в этой загадочной петербургской квартире.
На кухне появился Кирилл. Мы наспех выпили чай и вышли в длинный коридор с его тумбами и антресолями, с его коробками и пакетами, где всё пространство казалось сгорбленным.
–Детки, купите мне арбуз, – вдруг зашевелилась чья-то тень. Со стула поднялась хозяйка, усталая, понурая – мы не сразу увидели её среди хлама. Она с трудом держалась за стену и протягивала нам деньги. Кирилл от денег отказался – ему тоже стало жалко хозяйку, такую сиротливую в этой большой и нелепой квартире. Мы поспешили на улицу. За углом оказались торговые ряды. Пока Кирилл бегал с арбузом обратно, я проверила телефон. Пока ничего. Пока?
–Давай отдам половину за арбуз, – предложила я, когда Кирилл вернулся.
–Не надо, – он помотал головой.
–Надо. Пусть это будет от нас, ладно? Поровну.
–Питер – поровну. А это – не надо.
–Наверное, грустно стоять на вокзале и искать жильцов… И возвращаться в квартиру, где так одиноко.
–По-моему, кроме нас у неё сейчас никого, – сказал Кирилл.
–Да, в моей комнате было пусто.
Мы пошли по Невскому проспекту. Позолота домов ослепительно сверкала на солнце.
–Давай сочинять стихи? На память о поездке?
–Давай. Придумай рифму к слову «крыши».
–Мыши.
–Где ты видишь мышей?
–Тогда «пишет».
–Кто пишет? И что пишет?
–Можно придумать. Мы пишем, например.
–А может, кто-то пишет? Про нас?
Мы подошли к Эрмитажу и встали в очередь. Я тихонько заглянула в телефон. Ответил! Но что ответил – не видно, надо заслонить экран, слишком светло на улице… «Я шатаюсь в толкучке столичной над веселой летней водой» – и снова тёмный экран, а на моём лице расплылась непрошенная, счастливая улыбка: надо её объяснить или спрятать.
–У тебя уже есть студенческий? – я быстро отвернулась от Кирилла и указала на объявление о бесплатном входе для студентов.
–Нет пока, – сказал Кирилл. – А у тебя?
–Есть. Но можем притвориться школьниками. Для них тоже бесплатно, – и когда подошла наша очередь, я сказала кассиру:
–Два школьных, пожалуйста!
–И в каком же вы классе, молодые люди?
–В двенадцатом!
Теперь можно не отворачиваться, можно улыбаться, можно щуриться от ярких лучей! Только что же ему ответить?
Мы вошли в музей и стали бродить по зеркальным залам.
–Здесь уместнее королевские наряды, а не эти обноски, – сказала я: разноцветные шнурки и потрескавшиеся мыски кед казались чужестранцами в богатой обстановке дворца.
–Да мы и так будто король с королевой: делаем, что хотим.
В музее мы пробыли долго. Мы радовались, встречая знакомые по учебникам экспонаты, вспоминали про них что-то интересное, но потом каждый новый зал стал напоминать предыдущий, и мы бы точно заблудились, если бы Кирилл не предложил сбежать.