Солнце светит прямо в крыши
Шрифт:
В назначенный час, покинув тёмную площадь пригородных поездов, я вошла в здание Ленинградского вокзала. На меня обрушилась буря возгласов, музыки и тепловозных гудков. После сумрака и тишины электрички всё здесь показалось слишком ярким и громким: и ларьки, и магазины, и пассажиры, и торговцы, и поезда под стеклянным куполом. Где же Кирилл? Я пошла вдоль касс: он должен быть где-то здесь… Так и есть, вот он, в ветровке нараспашку. Рядом, у ног, рюкзак.
–Давно ждёшь? – спросила я.
–Не очень.
Кирилл закинул рюкзак на плечо:
–Пойдём, там наш путь.
Медленно идёт, оборачивается, не потерялась ли. И всё
Мы подошли к вагону и достали паспорта.
–Так, молодые люди, проходим, вам в самый конец! – бодро поторапливала проводница. – Давайте-давайте, кто следующий?
Узкий коридор покачивался от шагов. Шаркали тяжёлые баулы. Отовсюду, со всех полок, из всех углов плацкартного вагона нас буравили чёрные глаза попутчиков. Мы нашли свои места и сели, положив рюкзаки на колени. Напротив, на боковых полках, застыли и неподвижно глядели на нас три смуглых челнока. Да уж, какое счастье, что я не одна!
–Сколько до отправления? – спросила я, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
–Десять минут, – ответил Кирилл.
–Интересно, у нас тут будут соседи? – я посмотрела на свободные места. – И какие именно? – добавила я шёпотом. Кирилл слегка улыбнулся.
В вагоне было тихо, а вокзал жил обычной жизнью: грохали по перрону чемоданы, зазывно кричали лоточники, эхом переливались объявления по громкой связи. Вот неслышно двинулся соседний поезд: люди замахали, заулыбались, кто-то побежал вдоль платформы. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать вагонов… Скоро и мы поедем. Я украдкой взглянула на Кирилла – он сидел напротив и смотрел в окно, а за его спиной, на стене купе, мелькали тени, и его лицо то пропадало, делаясь далёким и призрачным, то отчётливо проступало, немного уставшее, с лёгкими складками у нижних век. Было душно, и я находилась в каком-то оцепенении, не решаясь заговорить.
Вдруг в коридоре раздались весёлые голоса, и к нам ввалилась компания молодых людей – три юноши и девушка. Они заслонили челноков и принялись раскидывать вещи по полкам. Их появление растормошило нас, и мы тоже оживились, заговорили, задвигались.
Ребята были из Украины; они уже посмотрели Москву и теперь ехали в Питер. Мы быстро перезнакомились, и когда поезд, постукивая и поскрипывая, неторопливо набирая ход, полз по вечерней Москве, уже вовсю распевали песни под гитару, на которой играл белобрысый юноша, самый старший из их компании. Мы пели украинский рок, русский рок, зарубежный рок и чувствовали, что мыслим на одном языке. Спать собирались нескоро – да и какой сон, когда тебе семнадцать и ты едешь в Питер! Но и в самый разгар веселья, в минуты общего безудержного смеха я подчас замечала какое-то необъяснимое выражение на лице Кирилла. Он был замкнут, и чем больше старался вести себя как все, тем сильнее бросалась в глаза его отстранённость. Оказалось, он тоже умел играть на гитаре, но голосом сильно уступал белобрысому и потому всё больше слушал, чем пел, и тогда его взгляд застывал; Кирилл будто забывал, где находится, и уходил в свои мысли. Ему не было скучно, нет, он отвечал, улыбался, но наш разговор не занимал его, хотя и не вызывал неприязни.
Когда в поезде притушили свет, а челноки вопреки нашему концерту давно спали, подошла рассерженная проводница: «Горланите! Совесть-то надо иметь!» Белобрысый с готовностью спрятал гитару: его клонило в сон. Проводница скрылась, и началась возня, кто займёт верхние полки; ребята толкались рюкзаками и хохотали. Белобрысого оттеснили, и он, беззлобно ругнувшись, привалился к столику и захрапел. Нижние места уступили нам, девушкам. Кирилл сел у меня в ногах. Мерцали лампы, и в их тусклом сиянии белели пылинки. Стало прохладно. Кирилл дал мне свою ветровку. Вагон плавно покачивался и скрипел. Я уснула.
Проснулась я от слепящего солнца. Тоненькие занавески были до половины подвёрнуты, и жаркие лучи, вспыхивая, озаряли стены купе. Кирилл спал сидя, обхватив свой рюкзак и чуть свесившись над проходом. Девушка и белобрысый, с ногами забравшись на лавку, перекидывались в карты; их друзья мирно посапывали на верхних полках. Челноки на боковых местах тоже спали. Я взглянула на часы – скоро будем в Питере.
Я села. Что-то мягко упало на пол – ветровка. Я подняла её и набросила на плечи Кирилла. Он мгновенно проснулся, выпрямился – ветровка съехала на сиденье – и огляделся.
–Хочешь прилечь?
Кирилл помотал головой. На его щеке виднелись лиловые следы от рюкзака.
Я подвинулась к окну. Под бескрайним голубым небом роились островки пышной растительности: ближние мелькали так быстро, что глаз не различал ни кустов, ни деревьев, ни трав – сплошная зелень. За нею, испещрённые бороздками, простирались золотистые поля; проносились речушки, деревни, станции. Вдалеке, над полосой леса, застыли высокие облака. Радостно было от этой привольной картины, и хотелось скорее на воздух.
Но вот стали появляться заводы и склады; потянулся забор, за которым угадывались городские дома. Всё в вагоне зашевелилось: хлопали сиденья, стучали двери; челноки, переговариваясь, тащили баулы к выходу.
–Вы где остановитесь? – спросил белобрысый, надевая кепку. Мы с Кириллом переглянулись: до сих пор нам не приходило в голову, что придётся искать жильё.
–Впишитесь в общагу, – посоветовал белобрысый. – Или снимите угол, как мы, например.
На Московском вокзале мы попрощались: ребята отправились по своему адресу, а мы с Кириллом зашагали вдоль платформы. В этот ранний час встречающих было мало; кто-то держал в руках плакаты «Сдам комнату» или «Квартиры посуточно».
–Что будем делать? – растерянно спросила я.
–Рискнём.
Мы наудачу подошли к первой встречной женщине. Она сдавала места на ночлег в бывшей коммуналке. С надеждой, уговаривая робко и одновременно настойчиво, она сбавила цену, и мы оплатили два места. Женщина продиктовала нам адрес и осталась у поезда, а мы пошли дальше. Платформа понемногу опустела, и казалось, будто на всём белом свете стало безлюдно и тихо.
–Заглянем в «Рок-палас»? – спросил Кирилл.
–Что это?
–Магазин неподалёку.
–Значит, туда первым делом.
–Это вторым. Первым делом всё-таки Питер! – Кирилл распахнул ворота Московского вокзала, и Питер подхватил, завертел нас в потоке людей и машин, перебросил через площадь и понёс вдоль проспекта. Тут только мы вспомнили, что магазин, конечно, ещё не открыт. Тогда мы зашли в круглосуточное кафе и сели у окна.
Я посмотрела на улицу. Как, в сущности, всё это пока напоминает Москву: те же пробки на дорогах, те же ранние посетители, которые наспех перекусывают и бегут по своим делам… Что-то же должно отличаться? Что ждёт нас на улицах этой, но уже северной, столицы?