Солнце в рукаве
Шрифт:
– Что-то случилось. – Она потушила сигарету о серый песок.
– Да. – По голосу было понятно, что Данила улыбается.
Но Надя не расслабилась. У мужа были необычные реакции на мир. Когда пришла телеграмма о том, что в Ростове-на-Дону скончался его отец, он сначала смеялся, весь вечер искрометно шутил о том, что смерть – это условность. И что горевать по умершему – это почти гордыня, ведь если ты считаешь, что ему так не повезло, значит, еще не смирился с тем, что сам смертен, что твоя собственная смерть может наступить в любой момент, а не в нафталиновой старости. Надя сочувственно слушала этот псевдофилософский
– Успокойся, Надюша. У меня хорошие новости. Я решил изменить свою жизнь.
Но и это не расслабляло, потому что в последний раз Надя слышала вдохновенное «решил изменить свою жизнь», когда муж ни с того ни с сего собрался покорять Килиманджаро с полузнакомыми альпинистами. Еле его отговорили. Он был гипертоником, он бы там пропал. А годом раньше Даниле тоже захотелось перемен: он договорился с парашютистами, и те сбросили его с крыши жилого комплекса «Алые паруса». Если бы он не сломал ногу и не провел три месяца прикованным к постели, кто знает, чем бы все это кончилось.
– Ну почему ты такая подозрительная. А я ведь работу нашел.
– Что?
Надя была готова думать о покорении многотысячников, дрессировке львов и археологических экспедициях в джунгли Перу, но никак не о чем-то простом, приземленном.
– Работу?
– У нас же будет сын. – Он помолчал и был вынужден добавить: – Ну или дочь. Мне нужно было это сделать. Моих заказов не хватит. Теперь я буду продавать соковыжималки.
– Какие соковыжималки? Данил, ты издеваешься?
– Нисколечко. Подвернулась такая возможность, решил не отказываться.
– А почему тебе не найти работу по специальности?
– Потому что айтишников – пруд пруди. Конкуренция такая, что у меня есть шанс только шестерить в мелкой конторке, настраивая блондинкам беспроводную клавиатуру.
– Торговец соковыжималками гораздо более эксклюзивная специальность, – съехидничала Надя.
– Ну почему ты всегда меня опускаешь? Это, между прочим, соковыжималки будущего! Там четыре режима, для фруктов разной плотности и ножи из специального покрытия.
– Тебя там зомбировали, что ли? Или ты мне пытаешься ее продать?
– Ты невозможный человек, Надежда. Просто невозможный. То ты куксишься из-за того, что я, видите ли, маргинал… а когда я хочу все исправить, когда по-настоящему решаю взяться за ум, измениться…
Данила всегда говорил сбивчиво, когда нервничал. Как нерадивый ученик, который едва-едва успел бегло просмотреть чужую шпаргалку перед экзаменом, запомнил несколько кодовых слов и вот теперь пытается раздуть с их помощью мыльный пузырь приемлемого ответа.
– Ты сама, сама просила меня работу найти и что теперь?
– Данила, но я была уверена, что… – Надя осеклась, усилием воли заставила себя замолчать.
«В самом деле, что я делаю. Он же правда пытается. Пусть неловко, и пусть даже… Да, пусть даже я в него не верю. Но это лучше, чем видеть его каждый вечер играющим в очередную компьютерную стрелялку. Пусть продает хоть газонокосилки».
– Ладно, прости меня…
– Вот увидишь, все получится, – мгновенно оттаял он.
Было у Данилы приятное качество – умение и любовь к заднему ходу. Он был легковоспламеняющимся, но обладал талантом сводить ссору на нет, комкать ее, тушить, не оставляя при этом ощущения неловкости.
– Я сегодня подписал контракт с фирмой. И знаешь, Надюха, там такие выгодные условия! Мне положен нехилый процент с каждой соковыжималки. А лучшему сотруднику недели дают премию, а лучшего сотрудника года отправляют на курорт в Тунис. Так что, может быть, еще и в Африку поедем с тобой. Здорово, да?
И она могла бы, конечно, сказать: ты что, какая Африка, через год нас будет трое, с нами будет молочно-белый нежный малыш, которому уж точно нечего делать под жарким солнцем. Все это пронеслось у Нади в голове. Но она точно знала, что говорить такое нельзя, поэтому просто растянула губы в улыбке, как будто бы он через километры мог видеть ее лицо. И спокойно сказала:
– Да, Данюшка, это и правда здорово.
Это было похоже на игру. Два малыша получили в подарок кипу картонных масок и теперь взбудораженно распределяют роли.
Тебе достанется роль отца, а мне – роль матери.
Плевать, что мы оба инфантильны и эгоистичны, плевать, что у тебя никогда не было даже кошки, а у меня передохли все растения в доме, включая мамин чайный гриб. И детей мы не хотели. А когда кто-то из твоих родственников с раздражающе лукавой улыбкой спросил: «Ну когда?», я посмотрела ему в глаза и с вызовом ответила: «Никогда!», и теперь вся твоя семья считает меня ведьмой, хотя я в душе Ассоль. Плевать, что ты всегда на мотоцикле как кентавр, что твой стиль жизни – это ветер в пыльных волосах и некая извращенная гордость за то, что будущего, возможно, нет. Плевать, что я сама чувствую себя ребенком, и, поскольку мне уже тридцать четыре, это хроническое.
Роли распределены, игра начинается.
Отныне ты сильный и спокойный, а я – влажная и плодородная.
И да будет так.
Данила принес откуда-то кучу отполированных дощечек и за вечер сам смастерил колыбельку. В этом не было никакой необходимости, но он решил, что так правильно. И даже романтично. А потом они сидели при свечах, и он пил джин, а Надя – теплое молоко. В их захламленной комнате новая колыбель смотрелась инородным предметом. Они оба смотрели на этот предмет, как древние индейцы на священный тотем. С уважением и некоторым страхом. И обоим казалось, что первый шаг сделан, и оба осознавали торжественность момента.
На самом деле эта колыбелька, которая впоследствии оказалась неудобной и ее пришлось заменить на фабричную, не значила для их будущего родительства ничего. Но откуда им было знать? Ее живот был еще плоским, его планы – еще серьезными, а они, как семья, – еще счастливыми.
Надя встала на учет в женскую консультацию, купила два просторных сарафана и удобные мокасины, бросила есть шоколад и зарегистрировалась на интернет-форуме о материнстве. Данила приклеил на плечо никотиновый пластырь и застеклил балкон. Надя залечила зубы и сделала новую стрижку. Данила обзавелся привычкой проводить с ней наедине хотя бы три вечера в неделю. Все остальные вечера были посвящены волчьей стае его друзей, большинство из которых Надя на дух не переносила (и это было взаимно).