Солнце

Андрижески Дж. С.

— Ах.

Я ощутила, как на Балидора снизошло иное понимание.

— Я всё гадал, что там случилось, — сказал он. — На кадрах ты не выглядела испуганной. Ты не выглядела терзаемой противоречиями. Ты выглядела… счастливой, — в его голосе прозвучали лёгкие виноватые нотки, когда он признался: — Должен сказать, в то время я подумал, что это означает, будто ты полностью покорилась Дренгам. На тех кадрах ты выглядела социопаткой. Я не видел отходняка, так что просто предположил, что ты наслаждалась этим.

— Ну, в некотором смысле я наслаждалась, — призналась

я. — Но я по-настоящему «поняла» всё лишь позже. Вот тогда я была близка к сумасшествию. Ревик меня успокаивал. По его словам, я справилась хорошо просто потому, что не убила Врега и всех остальных наших видящих вдобавок к команде охранников «Чёрной Стрелы». Полагаю, его первым разом в настоящей операции было то сражение в Сербии, которое принесло ему скандальную известность… то, в котором он уничтожил обе армии, а не только ту, с которой он пришёл сразиться. Менлим и Дренги проследили, чтобы у него имелся неограниченный запас света, и он совершенно утратил контроль. Только через несколько часов он понял, что случилось, и скольких он убил.

— Ах.

И снова я ощутила понимание в видящем из Адипана. На сей раз это было другое понимание, а может, то же понимание на более глубинном уровне.

Его голос сделался задумчивым.

— На самом деле, это многое объясняет, — сказал он. — Это определённо объясняет религиозный фанатизм Сайримна в Первую Мировую Войну и его догму касаемо более жестоких версий текстов. Я всегда знал, что там присутствует некий элемент самооправдания, но конфликт намного сильнее, если человек не может полностью примирить свои поступки с тем, кем он является в обычном состоянии.

Явно размышляя вслух, он добавил:

— Я также понимаю, почему Менлим сначала обучил его убивать оружием и голыми руками вместо того, чтобы учить убивать только телекинезом. Ему надо было ожесточить его, и один телекинез вряд ли сделал бы это. Телекинетическая версия убийства наверняка казалась Нензи почти безобидной в сравнении.

Продолжая размышлять, он добавил:

— И наоборот, это также объясняет, почему сама война травмировала его намного меньше, чем его личные переживания в тот же период. Он наверняка почти не помнит войну, если не считать эмоциональных отголосков, которые Менлим несомненно смягчал различными способами. Телекинетическая работа Нензи наверняка откладывалась в его сознании более отрешённо, возможно, даже в отрыве от остальных его ментальных процессов.

Я кивнула, обдумывая его слова.

— Логично, — признала я.

— В такой ситуации приходится искать способ примирить две реальности и оправдать их исходы. Для этого нужна крепкая идеология, — добавил Балидор. — Дать ему религиозную структуру для осмысления всего этого, на самом деле, гениально.

— Ага, — фыркнула я. — Менлим много кем был, но идиотом его точно не назовёшь.

— Само собой.

Между нами воцарилось молчание.

Осознав, что это мой самый нормальный разговор с Балидором с тех пор, как я узнала, что он спит с Касс, я умолкла, внезапно почувствовав себя неловко.

Проблеск чувства вины проскользнул в мой свет, когда я подумала о том, как я с ним обращалась. Часть меня гадала, стоит ли пошутить над этим, затем осознала, что определённо слишком рано шутить об его отношениях с моей бывшей лучшей подругой и почти-убийцей.

Слишком рано для нас обоих.

Я задалась вопросом, может, вместо этого стоит извиниться.

В особенности я гадала, стоит ли извиниться за те слова, что я сказала в резервуаре, когда впервые застала их вместе.

— Нет, Высокочтимый Мост, — мягко сказал он. — Всё хорошо. Я полностью понимаю, — помедлив, он добавил тише: — Мне стоило рассказать тебе.

В ответ на это я фыркнула, почти смеясь.

Не смогла сдержаться.

— Вообще не представляю, что заставило тебя колебаться, — сухо ответила я.

Он расхохотался, словно ничего не сумел с собой поделать.

Сдержав свой свет, словно поняв, что, может, смех — неправильная реакция на мои слова, он сказал:

— Надеюсь, ты знаешь, что я правда понимаю, Элли. Я правда понимаю. Я ужасно чувствую себя, когда оглядываюсь назад и смотрю на объективную реальность того, что она сделала с тобой и твоим мужем. И с Лили. Я правда не могу объяснить, почему…

— Пожалуйста, не надо, — перебила я, поморщившись. — Правда. Между нами всё хорошо, 'Дор. Но ничего не объясняй. Я пока не готова услышать это. Правда не готова.

После моих слов воцарилось молчание.

Я почувствовала, что он снова колеблется, то ли сказать что-то, то ли нет.

Выдохнув в знак поражения, я снова поморщилась.

— Ладно, — сказала я, вздохнув и позволив ему услышать. — Если ты очень хочешь объяснить, бл*дь…

— Нет, — перебил он. — Нет, ничего такого. Просто… — снова поколебавшись, он неохотно сказал: — Касс. Она сейчас очень счастлива.

Его голос сделался ещё тише, и я почувствовала, как он закрывается щитом, возможно, от самой Касс.

— Она думает, что в ситуации с тобой наступил переломный момент, — сказал он. — Она думает, что может быть, в конце концов всё будет хорошо. Что между тобой и ней всё может быть хорошо.

Я посмотрела в окно, увидев, как стая птиц летит V-образным клином параллельно самолёту. Яркая синева неба подчеркивала их силуэты, в унисон хлопавшие крыльями и вытянувшие шеи в полете.

Я слышала надежду в голосе Балидора. Я чувствовала это через коммуникатор.

— 'Дор… — начала я, выдохнув.

— Знаю, — сказал он, перебив меня прежде, чем я успела собраться с мыслями. — Я знаю, Элли. Правда. Я просто подумал, что стоит тебе сказать. Я не говорю, что ты должна что-то с этим делать. Я ни о чём тебя не прошу. Богами клянусь, не прошу.

Последовала пауза.

Затем, подумав об его словах, я невесело фыркнула.

— Хрень собачья, — буркнула я. — Хрень собачья, 'Дори.

На связи воцарилось очередное молчание.

Затем Балидор вздохнул, и из его света исходило поражение.