Солнце
Шрифт:
— Ревик. Мы это обсуждали…
— Нет, — он покачал головой. — Твой отец прав. Я прав. А ты здесь не права, жена, — он лёг обратно на постель, запустив пальцы в свои волосы, чтобы убрать их с лица. — Здесь ты не права, Элли.
Глядя на его профиль, я со вздохом сдалась.
— Ладно. Я не согласна, но ладно.
Последовала очередная пауза.
Я видела, как Ревик закрывает глаза на несколько секунд.
— Я знаю, что мне нужно увидеть, — сказал он. — Я этого не хочу, но нам надо посмотреть на это. Нам надо посмотреть на всё… и нам нужно сделать это в первую очередь. Потом мы
Он повернул голову, лежавшую на коровьей шкуре, и его прозрачные глаза смотрели серьёзно.
— …Я хочу посмотреть на это, пока у нас не закончилось время.
Изучая его лицо, я медленно кивнула.
Я была рада, что в этот раз он не сказал «пока мы оба не погибли», но я знала, что он имел это в виду. Мы оба знали, что он имел это в виду.
Но на сей раз я смогла посмотреть этой правде в глаза, не разозлившись.
Прильнув к его боку, я положила голову на его грудь, закрыв глаза.
На сей раз он не спрашивал. Он даже не говорил мне, что собирается сделать.
С другой стороны, пришёл его черед показывать первым.
Ревик почти нежно притянул меня в свой свет и разум, возвращая в ночь больше года назад в Бангкоке, где мы вместе находились на крыше жилого здания, откуда открывался вид на остатки человеческого города.
Освещённый бассейн и джакузи источали пар на уровень ниже места, где мы сидели в окружении большинства наших друзей, за столом с едой, алкоголем и свечами.
В то время мы знали, что это наша последняя ночь вместе — возможно, мы увидимся ещё не скоро.
Как и сегодняшняя ночь могла стать нашей самой последней ночью вместе, если события пойдут не по плану.
Почувствовав его там, видя, как сцена разворачивается вокруг меня, я не противилась.
Возможно, там жило смирение, но я подчинилась и этому тоже, открыла свой свет, позволила ему забрать меня в ту ночь, за несколько часов до того, как я проснулась на крыше того же жилого здания и обнаружила, что мой муж ушёл.
Прогремел выстрел…
Мои глаза распахнулись.
Я лежала там, тяжело дыша, как парализованная, силясь перевести дыхание и глядя на мерцающий свет органического yisso– факела, который по-прежнему торчал в держателе у двери. Закрыв глаза, я обхватила рукой живот, стараясь дышать, втягивать достаточно кислорода в лёгкие.
Образ головы той маленькой девочки, разлетевшейся от выстрела, всё ещё отдавался отголосками в моём сознании.
Я снова застонала, не желая видеть Лили в личике той малышки, в её свете, но в то же время не в силах не видеть этого — точно так же, как Ревик видел Лили в секундах перед её смертью.
Испытывая тошноту от боли, от парализующей боли, нацеленной на всё и ни на что, я могла лишь лежать там, с усилием втягивая каждый вдох в лёгкие. Следование за Ревиком через его время с Менлимом, сколько бы времени мы ни провели там, напоминало пребывание в аду. Мне казалось, что я видела слишком много, что я видела и чувствовала больше, чем моё тело, свет или разум могли принять и переварить за такой короткий отрезок времени.
Он трахнул Чарли.
По какой-то причине это шокировало меня сильнее, чем череда других, с которыми он перепихнулся, пока был заперт в Запретном Городе. Я чувствовала, что она пыталась облегчить его состояние. Я чувствовала её сострадание к нему, её чувство вины из-за того, что делали со мной, когда я жила в тех стенах.
Конечно, она знала, кто он.
Она знала, кто его жена.
Я закрыла глаза, испытывая почти всепоглощающее горе.
Она была одной из моих немногих настоящих друзей, пока я жила там в Запретном Городе. Я знала её дочь, пусть и поверхностно. Она была моложе, когда я знала её, но я все же была с ней знакома. Я помнила её стеснительную улыбку, и то, как она просила раскрашивать с ней картинки, как она держала меня за руку, пока мы гуляли по садам за апартаментами наложниц.
Мысль о том, что маленькая дочка Чарли мертва, что они обе теперь мертвы, казалась почти невыносимой.
Я чувствовала, что Ревик на каком-то уровне знал, что мы с Чарли знакомы. Я чувствовала, что он не хотел знать. Я также чувствовала, как он отчаянно использовал это, чтобы соединиться со мной.
К тому времени он поистине пребывал в отчаянии.
На протяжении этих воспоминаний он испытывал ужас. Ужас из-за того, что потерял меня. Ужас из-за того, что потерял Лили. Он боялся, что никогда не сбежит, а это означало, что он также потерял свою жизнь… убил нас даже после того, как проиграл, уступив нас Джему, Дренгам, собственной неспособности перехитрить Менлима.
Он не нашёл выход, когда лёг в постель с Чарли во второй раз.
Он не нашёл ничего правдоподобного, что можно было бы использовать и убедить Менлима подсоединить его к сети. Он не нашёл правдоподобной черты, которую можно было бы переступить, чтобы Менлим забыл обо всех причинах, по которым не стоит подключать Ревика к сети.
У него заканчивались идеи.
И я только усложняла ему задачу думать обо всём этом.
Тем же утром, будучи полусонным и страдая от похмелья, он почувствовал, как я открыла свой свет для Джема. Он почувствовал нас в разгаре секса и ощутил, как мой свет открылся. Он почувствовал реакцию Джема. Он почувствовал мою реакцию. Он ощутил, как это изменило отношения между нами.
Он пытался поговорить со мной через нашу связь.
Он пытался, но я вытеснила его из своего света.
Он винил себя в этом. Он винил себя в том, что не смог контролировать себя, набросился на меня слишком агрессивно. Он злился на себя за то, что повёл себя как дурак, не смог контролировать свою ревность, оттолкнул меня.
Он чувствовал, какой сбитой с толку и печальной я была — из-за Джема, из-за того, что мы вообще делали, из-за самого Ревика. Он чувствовал, насколько глубоко в свете Джема я уже находилась. Может, он даже на каком-то уровне ощутил беременность.