Солнцебык
Шрифт:
– Друзья, это же Пушкин, - раздался знакомый голосок. Сашенька увидел Кюхельбекера, того самого длинного тощего мальчишку, что одновременно с Сашенькой и дядей Baziley приходил с прошением в Главное Управление Его Императорского Величества Лицеями.
Кюхельбекер подскочил, протянул руку. Сашенька пожал ее, улыбнулся.
– Рад видеть, очень рад видеть, - затарахтел Кюхельбекер.
– Кюхля, не суетись.
К ним подошел коренастый, красивый мальчик с голубыми серьезными глазами и светлой
– Пушкин, говоришь?
– он критически осмотрел Сашеньку.
– Пушкин, - с некоторым вызовом отозвался Сашенька.
– Пущин, - блондинчик протянул руку.
– А вот это, - он кивнул на подходящего рыжеватого толстячка.
– Дельвиг. Или Хрюша.
– Лучше Дельвиг, - отозвался Дельвиг, поправляя очки и улыбаясь Сашеньке.
– А еще лучше - Антон.
– Приятно с вами познакомиться, господа, - кашлянув, сказал Сашенька и покраснел.
Мальчишки засмеялись.
– Мы не господа, мы - пираты. Пират Антон, пират Иван, пират Кюхля.
– А можно.
– Можно, - Пущин хлопнул Сашеньку по плечу.
– Ну, разоблачай свой мешок. Вон твоя койка.
– Сладости из дому есть?
– брызжа слюной, осведомился Дельвиг.
– Тебе бы только жрать, Хрюша, - вздохнул Пущин и зыркнул на Сашеньку.
– А правда, есть?
– Есть немного, - признался Саша.
– Ура!
– заорал Дельвиг.
На вопль Дельвига обратили внимание другие мальчишки.
– Кто это у нас?
– Не лезь не в свое дело, Кукольник , - напыжился Пущин.
– Ваня-Ванятка, - засмеялся Кукольник и, распушив павлиний хвост, заходил вокруг пиратов.
– Тебе бы только в политику нос совать, да царя проклинать, а Дельвигу - жрать да философствовать, а Кюхле - дрочить и философствовать.
– Сам ты дрочишь!
– воскликнул Кюхля, краснея.
– А тут к вам еще и Пушкин, - не унимался Кукольник.
– Интересно, что это такое? С виду похож на обезьяну. Обезьяна. Братцы, к нам прибыла обезьяна!
Два десятка глоток громыхнули смехом. Но самое обидное, что фыркнули новые друзья - хоть вежливо, а все-таки. Конюх Пантелей до смерти забил мужика Сидора, а вся дворня смотрела. Удар в груди, трещат ребра, ломаются, льется из пасти Сидора юшка.
Кулаки мальчика сжались. Бросил мешок в сторону, кинулся на Кукольника. Раз - по яйцам. Согнулся в три погибели Кукольник, стонет. Коленкой - по роже. Так. Кровица из ноздрей - тонкими струйками. С ног валить. Вот! Теперь можно уродовать.
– Стой, Пушкин, - крепкие руки схватили Сашеньку, отшвырнули.
Сашенька порывался достать до Кукольника ногой, да Пущин его не пущал.
– Образумься, Пушкин! Кукольник безобиден.
– По шее ребром ладони, - бормотал Сашенька, вырываясь.
– Угомони его, Иван, - умоляюще воскликнул Дельвиг.
Пущин вздохнул
Гл. 11 "Бабу ебсть пойдешь?"
Очнулся Сашенька в темноте.
"Кирюха".
И тут же вспомнил: он не в уютной квартирке у Полицейского моста с Кирюхой, да дядей Базилееем, а в Лицее. Вспомнил Пущина, Дельвига, Кюхлю, приторную рожу Кукольника. Всхлипнул тихонько. Домой охота. А тут еще шорох.
– Кто там?
– Спишь, Пушкин?
Некто темный склонился над кроватью. Вильгельм Кюхельбекер, укутанный в простынку.
– Нет. Чего надо?
– Бабу ебсть пойдешь?
По - заговорщицки спросил Кюхля, с похотливцей в голосе. Вспомнил Сашенька лежащую на полу голую Палашку, ноги дебелые раздвинутые, розовое марево срама.
– Пойду! А какая здесь баба?
– Ну, уж точно не Трясущаяся Башка. Та не баба, а ведьма. Баба - это Сонечка Мардушкова, дочка дворника. Сладенький пирожок. Сиськи, жопа.
Кюхля почесал промежность.
– Ну, так идешь?
Сашенька - живо с постели. В простынку завернулся.
– Пошли.
Кюхля на цыпочках проследовал мимо кроватей с храпящими холмами.
– Спят, - вонюче засмеялся в ухо Сашеньке, - А мы ебаться идем.
Вышли из опочивальни, прокрались по коридору мимо директорской, мимо столовой и вшивой людской. Скрипнула дверь - и мальчишки на улице. Бррр! Прохладно. Даром, что июль. Жуки носятся над газовым фонарем. Перестукивает где-то вдалеке лошаденка запоздалого ваньки.
– Сюда.
Кюхля потянул Сашеньку к флигельку.
– Там дворник живет... И Сонечка.
При слове "Сонечка" на толстых губах Кюхельбекера мелькнула слюна.
– Тише, обезьяна.
Под ногой Сашеньки скрипнул камешек.
– Я не обезьяна.
Вот и флигилек. Сашеньке вдруг стало страшно.
– Кюхля.
– Чего тебе?
– А дворник?
– Что дворник?
– Дворник где?
– Дворника намедни выпороли, и сослали в деревню на три дни. За то, что к лошадям приставал.
– А.
Кюхля подкрался к двери дворницкой. Толкнул. Дверь заскрипела.
– Не заперто, - радостно зашептал Кюхля.
Заглянул.
– Ого!
– Чего там?
– нетерпеливо Сашенька.
Искаженная похотью рожа Кюхли возникла перед ним, губы шевелились, как червяки- выползни.
– Там она, Сонечка. На кровати лежит. Срака голая.
– Срака голая?
– Ну, да.
Кюхля дернулся было в дверь, но Сашенька его задержал.
– Постой. Можно... я.