Солнечная женщина
Шрифт:
Халамбус не знал, что сказать. Он просто проговорил в телефон, внезапно почувствовав себя выжатым, как лимон:
— Приезжайте. Я вас жду.
Глава 18
Бонни слышала звонок телефона, но она не могла даже подойти к нему. Ей было плохо. Ей было так плохо, что она, кажется, поняла, что с ней. Да-а, вот это дела! Она беременна. Как же это она допустила такое? Она, опытная женщина, которая знает все про это. Но тем не менее не убереглась. И более того, не подумала в ту ночь ни о чем подобном. Конечно, отправляясь в Орландо, она ничего с собой не взяла — она была в себе уверена… Зачем ей это?
Главное, подумала она, об этом не должна узнать ни одна живая душа. Уж тем более Халамбус. Он про нее и думать забыл. Не звонил после отъезда ни разу. А Даяна? А что — Даяна? Она ей тоже ничего не скажет. Это только ее личное дело, прикрикнула на себя Бонни. Она же не собирается подарить Питеру брата или сестру.
Бонни перестала себя ругать, потому что у нее на это уже не было сил. Она лежала в полной прострации, ее мутило, и она с дикой силой ощущала запахи. Она ненавидела запах синтетики, который прежде не казался ей таким навязчиво-отвратительным, тот самый, что исходил от нового ковра в спальне. Запах духов «Нина Риччи» от туалетного столика вызывал тошноту. А этот шерстяной запах ее кушетки! Нет, она больше этого не вынесет!
Телефон все звонил и звонил. Он был дальний, этот звонок. Ну и пускай, хоть от самого Господа Бога. Она не может снять трубку. Это же надо, чем завершилось свидание в Орландо, о котором она велела себе забыть! Вот оно — напоминание. Сердце Бонни забилось, ее немного отпустило. И она внезапно подумала: а если бы он обрадовался? Да, если бы он женился на ней, у них бы появился ребенок. А у Питера — брат или сестра и отец. Ну вот, размечталась, будто и впрямь восемнадцать лет, и все сначала… Она даже не знает, женат он или нет, есть ли у него дети. Она ничего не успела узнать, потому что, увидев его в объятиях той женщины, решила порвать с ним.
Если бы все сложилось, как в рождественской сказке, то Бонни и Халамбус стали бы счастливыми родителями близнецов, двух мальчиков. Так, по крайней мере, полагал доктор, избавивший ее, как сказала себе Бонни, от материализовавшихся воспоминаний. Но не всем зачатым в этом мире суждено прийти в этот мир. Этим — не суждено. Кто знает, если бы они явились, то на радость себе или на горе? Никто. И. нечего об этом думать, велела себе Бонни. Бонни снова стала сама собой, и поскольку она была взрослой женщиной, то скоро оправилась от потрясения. Она много передумала и перечувствовала после и решила держать себя в ежовых рукавицах. Она похудела, побледнела, а самое печальное, она уже не боялась думать о киприотском художнике, который оказался таким… цепким…
Питер звонил из частной школы, куда она его отдала учиться. У него было все хорошо, и она пообещала навестить его. Питер становился совсем взрослым. Ему тринадцать лет. И он просил купить ему собаку, когда приедет на каникулы. Бонни должна была отправляться в Германию, в Гамбург, за материалом для одного иллюстрированного журнала. Если честно, ей совсем не хотелось ехать. Но потом вспомнила про Карла — может, удастся узнать, что с ним стало? Она посмеялась над собой: что, наступает пора воспоминаний? А ведь настоящая американка — женщина без возраста. И если она вдруг ощущает возраст, она уже не американка.
Глава 19
Карл Копейнаур получил факс из Никосии. Его постоянный клиент Халамбус просил подготовить большую партию бульб золотистого топаза. Это хороший заказ. Фирма
Карл уже давно поставлял художнику из Никосии камни, и в знак благодарности Халамбус подарил Карлу картину.
— Герр Копейнаур, я с удовольствием дарю вам свою работу. Это мой дом на берегу моря. Без ваших камней никто не увидел бы его таким, — сказал Карлу Халамбус на приеме по случаю открытия фирмой ювелирного магазина.
— Эта картина будет висеть на самом почетном месте в моем офисе.
— Я бы посоветовал ее поместить в вашем магазине. Покупатели увидели бы новые возможности работы с вашими камнями.
Карл послушал совета художника. Картина засияла в лучах специально направленного света и действительно привлекала покупателей. Карл сделал художнику заказ — он захотел, чтобы Эва была изображена в этой технике…
Работа над портретом проходила в Гамбурге и в Никосии. Карл не сомневался, что его светловолосая жена вдохновит художника и портрет будет превосходным. Да, он действительно таким и вышел. Обнаженная женщина лежала ничком в волне, а вода полуприкрывала тело, вытянувшееся во всю свою великолепную длину. Халамбус работал с тончайшими оттенками камней, которые постарался сделать Карл. Сперва Карла задевала мысль, что Халамбус увидит его жену обнаженной. Но потом Карл подумал — художник сродни доктору. Доктора тоже видели Эву нагой.
Карл встретил Эву после возвращения из Кембриджа. Вернувшись домой, он внезапно отчетливо понял, что его увлечение американкой безнадежно. Она никогда не покинет Штаты, а он никогда — Германию. Океан — не супружеская кровать, где они могли бы встречаться… В Эве он увидел напоминание о Бонни. У каждого мужчины есть определенный тип женщины, который его волнует. Рост, сложение, цвет волос. Эва и Бонни в этом были подобны. Карл никогда бы не женился на брюнетке, его глаза уставали от темноты. Он любил свет, сияние. И сам был светел. Прекрасная пара, говорили все, кто их видел. Они и сейчас прекрасная пара. И более того, напарники в деле. Эва тоже химик, и как женщина весьма изобретательна. Она хотела из маленькой мастерской сделать обширное производство. Она хотела, чтобы «Поликом» стал монополистом в своей области, и негодовала, когда Карл ей сообщил, что продал часть технологии Халамбусу.
— Но, Эва, если бы не его картины, мы бы еще долго шли к процветанию «Поликома». И потом все крупные заказы он размещает у нас. Его собственное производство — так, для страховки, если вдруг ты ему захочешь отказать, — пошутил он.
— Никакие деньги, которые он тебе заплатил и заплатит, не стоят того, что называется «монополией».
Эва к сеансам у художника отнеслась своеобразно. И сейчас, когда Карл заговорил о нем, она вспомнила свои ощущения.
— Эва, поверните голову чуть набок. Линия шеи должна быть длинной, вы прекрасно сложены, и я должен передать это в картине.