Солнечная женщина
Шрифт:
На берегу под пальмой стояла Даяна и любовалась этим мужским телом. Она не любила, чтобы камера подглядывала за тем, что не предназначено для посторонних глаз. Но иногда не могла себе отказать — она профессионал. Это был кадр, который специально никогда не построишь, потому что мускулы в таком состоянии могут быть только при особом душевном состоянии, которое модель никогда не изобразит. Она вынула «Никон», с которым не расставалась никогда, и нажала на спуск. Затвор сработал деликатно — так тихо, что сама Даяна усомнилась, был ли щелчок. Она отошла от берега, не желая, чтобы Халамбус знал, что кто-то видел его
Халамбус полежал, пока солнце не высушило его тело. Потом встал, отряхнулся от желтых песчинок и пошел в душ смыть с себя соль. Он был уверен, что один на всем побережье. И это прекрасно. Бонни понравится здесь, и она будет здесь непременно.
Даяна ждала его в саду. Она уже решила, что эту великолепную фотографию она подарит Бонни. Та будет рада, в этом Даяна не сомневалась. А если «Санни Вумэн» когда-то выйдет, фотография украсит журнал.
Халамбус был в полотняных брюках, в белой рубашке из тонкого хлопка.
Он поздоровался с Даяной и сказал:
— Представляете? Они ее украли. — В его глазах стояла ровная печаль.
— Халамбус, я постараюсь вам помочь. Но я должна знать, где, хотя бы приблизительно, искать вашу жену. Кто мог ее похитить? У вас есть враги? А полиция…
— Я не обращался в полицию — таковы их условия. И я не могу рисковать женой. Где она? — Он задумался. — Не представляю. А враги? Врагов нет, пожалуй. Недоброжелатели? Завистники? Возможно. Но я решил, что отдам все, что они просят.
— Хорошо. А как вы думаете, почему именно жену они выбрали, а не дочь? Ведь ребенка красть проще и надежнее…
— Я уже думал об этом. Но моя дочь сейчас у отца, хотя оттуда украсть ее совсем легко. Наверное, кто-то хочет чего-то еще… — Он помолчал. — Мне пришла в голову странная мысль. Кто-то, кто очень хорошо знает мои работы, считает, что жена — моя единственная модель. Моя натурщица. Действительно, у меня много работ, для которых она позировала. Было, — вздохнул он. И снова подчеркнул: — Было. Они не знают, что этих работ почти нет. Сохранились только проданные. А других нет.
Он поднял глаза на Даяну. В них была печаль — она не любила таких глаз у мужчин. Но это выражение держалось мгновение и сменилось другим, точно по ее взгляду он понял, что это ей не нравится. В его глазах снова появилась уверенность.
— Я понимаю, что со стороны выглядит странно и даже претенциозно то, что я сделал со своими работами, вернувшись из Штатов. Почти все разрушил, собирая камни для другой.
— И моделью для нее будет не ваша жена? — проницательно спросила Даяна.
— Не она. Другая женщина. Она про это еще не знает. Понимаете, Даяна, кто-то хочет заставить меня уйти из этого искусства, хочет лишить техники. Им не нравится, что я синтезировал черный сапфир и что у меня есть мастерская по выращиванию камней. И в довершение всего вознамерились лишить модели. Но они не знают другого: чтобы заставить меня это сделать, надо было похитить меня самого… Но я уже похищен — собою. У себя самого. Так что и это не помогло бы.
— Нет! Этого нельзя делать — выполнять все их требования. Они не остановятся, если вы правы в том, о чем говорите. Я поеду и все выясню. Но все же, Халамбус, напрягитесь, подумайте, хотя бы намекните: кто может хотеть всего того, о чем вы думаете? У вас есть конкурент?
— Я никогда ему не был конкурентом. Я даже сейчас сделал заказ на камни, которых мне недостает…
— Так вы знаете его? Кто он?
— Я едва могу в это поверить. Даже на секунду допустить и потому не произношу его имени…
— Мужчина? Но он бы не стал красть жену…
— Но у мужчины есть женщина…
Даяна уставилась на него.
— Кто она?
Халамбус молчал.
Глава 28
Бонни вошла в комнату в тот момент, когда заработал телетайп, и из него полезла бумага.
Бонни привыкла к его ровному гудению — сообщения шли из разных стран и из разных городов.
Она собиралась поужинать и хорошенько отоспаться. Когда телетайп отключился, она не сразу кинулась читать. Сейчас пойдет поест и тогда снова продолжит работу.
На ужин было холодное мясо с листьями салата и чай, она не любила наедаться на ночь. Бонни вообще любила вкусно поесть. И вместе с кем-нибудь, а чаще всего с Даяной и ее мужем они отправлялись в ресторанчики — японский, китайский, мексиканский. Последний ей нравился больше других. Обжигающая еда, пахучие соусы, диковинные фрукты. Все это было приятно и бодрило. После такой еды чувствовалось, что ты еще кое-что смыслишь в этой жизни. Она любила сухое итальянское вино, легкое, белое, не прочь была выпить калифорнийского, но оно казалось ей грубоватым. Приедет Даяна, и они отправятся к Педро как следует поесть. И поговорить. Бонни есть что рассказать — впрочем, об этом не стоит, вздохнула она, все еще не понимая, с ней ли это случилось…
Она вернулась в кабинет, не очень зная зачем. Ах, ну да, телетайп.
«Бонни, срочно прилетай в Никосию. Завтра я тебя жду в гостинице «Сентрал». Есть интересная тема. Не медли ни минуты. В твоих интересах, Даяна».
Вот так раз! Как это — завтра в Никосию? А… а самолет?.. А бумаги? Да что она, Даяна, придумала! Эта вечно непредсказуемая Даяна. И отчего такая срочность?
Потом Бонни успокоилась. Вообще-то Даяна, при ее разумности, никогда не порет горячку. И еще ни разу не сделала ошибочного шага… Но Никосия? Там же Халамбус, которого ей совсем не следует видеть. Она все еще помнила, как он обнимался с той дамой в рыси и шортах. И потом, он стал такой знаменитый — она не собирается вешаться ему на шею. Ее сердце забилось, и она как будто снова почувствовала его нежные руки, которые ласкали ее. Нет, никогда в жизни у нее не было такого мужчины. И никогда не будет. Ну и что, спросила она себя строго. Жила без него и еще проживет. У нее есть чем заняться.
Бонни вылетела ночью — через Европу, рейсом в Никосию. Она привалилась к спинке кресла и не могла заснуть. Она никогда не была на Кипре. Плохо представляла его в реальности, хотя видела тысячи рекламных картинок о его сказочной красоте. Все эти видения слились в одно лицо, в глаза, в руки… его. Она решила отделаться от наваждения, нажала кнопку, вызвала стюардессу и попросила бокал вина. Чтобы забыться хотя бы на час.
Стюардесса, красивая мулатка, принесла вино. Бонни выпила залпом. Закрыла глаза. Но вместо лица, которое ей мешало, стали возникать в памяти еще более мучительные сладостные подробности их встречи. «Черт бы его побрал!» — выругалась про себя Бонни. Что за навязчивая идея!