Солнечные дни
Шрифт:
Она дёргается, отстраняется и, смотря мне прямо в глаза, говорит:
– Нет. Только не здесь. Я к нему заходить не буду. Поехали скорее в Наш дом.
– Хорошо. Ты посидишь в машине, а я соберу вещи.
Я быстро собрал всё наше барахло, установил аккумулятор на место, и помог жене умыться набранной мной в доме, в полуторалитровую бутылку, воды. Когда я вернулся к машине, жены на месте не оказалось. У меня сердце провалилось в желудок, так я испугался. Меня опять затрясло. Моё предынфарктное состояние продлилось не долго, жена вышла из-за угла дома.
– Ты что там делала? – невольно и недовольно хмурясь, поинтересовался я.
– А ты сам – как думаешь?
Пришлось
Настя оделась, и мы сели в машину. В этот раз машина завелась с пол-оборота и всего через час двадцать умеренно быстрой езды мы прибыли домой.
Глава 5
После поездки в дом на встречу с лжецом покупателем, будь он трижды не ладен, всё у нас пошло кувырком. Мысли о продаже проклятого дома мы оставили, мне стало не до этого, а уж о Насте и вовсе речи не шло. Изменилась она – и не так, как после того, как узнала о своей беременности. Всё познаётся в сравнении. Шесть месяцев назад она приобрела (в ней пробудились) таланты, скажем так, не свойственные современному человеку, а с ними появилось и чувство постоянной нервозности. Необычно, пугающе, но и только. Теперь же с ней происходили глубинные внутренние изменения. Меня вся эта ситуация не просто тревожила: каждый день, возвращаясь с работы, я с ужасом задавал себе одни и те же вопросы – "Что новенького припасено Настей? Какие ещё выверты её поведения ждут меня сегодня?"
Началось всё с того, что она перестала пить своё так любимое ей молоко. Раньше, ещё до беременности, она обожала этот полезный напиток. Но и после того, как у неё в животе поселился наш ребёнок, она не изменила своей любви к молоку, наоборот, стала пить его ещё больше. И вот вкусы поменялись. Заметил я это ровно через неделю после "приключений" на кладбище. Дело в том, что в нашем холодильнике, наряду с упаковками вишнёвого сока, всегда стояло несколько пакетов молока. Заглянув в холодильник за сыром и маслом (люблю бутерброды к чаю), я обратил внимание, что как в прошлую субботу стояли на двери два открытых пакета с молоком, так ничего с тех пор и не изменилось. Из пакетов пахло специфическим холодильным духом – заветренным запахом всех хранившихся в нём продуктов и ещё чем-то противным, скользким. Молоко впитало все эти неприятные запахи. Сделав себе бутеры и захватив кружку горячего душистого чая, я вернулся к телевизору. Настя, завёрнутая в зелёный махровый халат после вечерней ванны, сидела, подобрав ноги под себя на диване. Откусив хороший кусок хлеба с сыром и запив его чаем, спросил её:
– У нас в холодильнике твоё любимое молоко стало вонючим, как скисшая ослиная моча. Лучше его не пить
– И не собиралась.
– Купи завтра пару литров свежего, лучше пастеризованного, ну ты лучше меня знаешь какого.
– Зачем?
– Не понял. Это же твоя любимая еда. Гречка, молоко и овощи.
– Не хочу.
– Разонравилось?
– Да, разонравилось. Ещё вопросы будут?
Пожав плечами, я вернулся к своим бутербродам. У Насти произошло извращение вкуса, и отказ от молока стал только началом.
Обычно спал я до всех этих событий хорошо. Лёг в одиннадцать – встал в семь. Как автомат. Ночью не просыпался. Кошмары подпортили статистику ночного отдыха – два раза стабильно вставал и шёл в туалет или на кухню. Прям как в рекламе. Не помню, что в тот раз послужило поводом к пробуждению. Открыл глаза – темно. Жены рядом нет, но на кухне слышу – шурудит. Встал, пошёл к ней.
В подсветке, льющейся из главной камеры холодильника, прямо на полу, на корточках, сидела сжавшаяся в комок Настя. Её руки закрывали рот, издававший приглушённое чавканье. Кто хоть раз отдыхал в деревне, имеет представление с какими звуками свиньи жрут отруби. Очень похоже. По её подбородку, облепленному белыми катышками жира, стекал тёмный сок. Подойдя поближе, я рассмотрел, что это она с таким аппетитом уплетает за обе щеки. Мясо, сырое мясо, порезанное на куски для гуляша и оставленное в холодильнике до завтра.
– Настюша, ты с ума сошла?
Она стрельнула на меня злыми глазами и, взяв из миски ещё один кусок, запихнула его в рот. Сделала как будто назло. Не похоже на неё, совсем не похоже.
– Прекрати немедленно! Тебя же стошнит.
– Отстань. Мне нужно, ты ничего не понимаешь.
Взяв её подмышки, мне удалось оттащить Настю от холодильника. Она сопротивлялась, пару раз мне от неё прилетело. Её ладони колотили по моим плечам, попадая в основном по лицу и при этом она урчала, как рассерженная кошка, сучила ногами. Правая ступня её ноги угодила по дверце, выбила из неё полку и на пол посыпались пакеты майонеза, бутылки кетчупа и минералки. Настя выгнулась так, что у неё захрустела спина, она отчётливо сглотнула – "Угммм" – наполовину пережёванный кусок мяса и успокоилась. Насытилась.
– Пусти, – потребовала она.
Я послушался. Жена встала и, будто ничего не случилась, ушла в спальню. Убираться на кухне пришлось мне. Списать её поведение на странности желаний беременных женщин не смог бы и доктор Фрейд, а я уж и подавно. Я молился лишь об одном, желая всем сердцем, чтобы ребёнок родился нормальным. После этой ночи она продолжала покупать сырое мясо и втайне от меня его есть (жрать). Пластиковые подложки из супермаркета с соответствующими надписями регулярно появлялись в нашем мусоре. А так как выносил помойное ведро теперь всегда я, то догадаться не стоило труда – откуда они там брались.
В начале сентября мы пошли на очередной приём к врачу – сделать УЗИ и, наконец, узнать пол нашего ребёнка. Предыдущие сеансы давали неоднозначный ответ. В первый раз нас уверили, что не может быть никаких сомнений – у нас родится девочка. В другой раз, через месяц, уже не смогли дать определённого ответа. Теперь врачи не могли ошибиться, плоду исполнилось шесть месяцев и одна неделя, все половые отличия прекрасно сформировались, и я хотел знать, кто у нас будет. Наступила пора покупать малышу вещи, а информация о его половой принадлежности играла в процессе приобретения нужных нашей малявке товаров не последнюю роль.
Настю уложили на обтянутую целлофановой плёнкой кушетку. Она сняла кофту и подставила под головку сканирующего устройства свой по-прежнему плоский живот. Доктор – пожилой импозантный мужчина пятидесяти с лишним лет, с пышными волосами, зачёсанными назад, в очках, выдавил на её живот из тюбика две колбаски геля и приступил к просмотру. Мне досталось место зрителя на стуле, стоявшем при входе в кабинет. Доктор водил круглым набалдашником из стороны в сторону и не спешил ничего нам объявлять. Я сдался первым, моё нетерпеливое ёрзанье на стуле вылилось в вопрос:
– Ну, кто там у нас?
– У вас будет мальчик, – задумчиво проговорил доктор.
– Что-то не так?
– Да нет. Всё в порядке. Первый случай на моей памяти, когда я так ошибся с определением пола.
– Но ведь мне говорили, такое бывает?
– Бывает. Точнее – раньше бывало. А ведь у нас хорошее японское оборудование и оно на первом сеансе УЗИ однозначно показывало, что у вас девочка.
Молчавшая до этого Настя, не дожидаясь разрешения врача, встала с кушетки, взяла полотенце и, обтирая с себя остатки геля, заметила: