Солнечные дни
Шрифт:
– Я так и думала: ты не поверишь.
– Прости. Хорошо-хорошо, говори.
– Он не простой человек был, – «Ага, всё-таки – был! Значит не всё потеряно. Послушаем, что она скажет дальше». – Род Проскуровых всегда был богат талантами – целителями, предсказателями, знахарями и, как правило, способностями обладали и мужчины, и женщины, по очереди, передавая дар через поколение. – Первый раз я слышал от неё такие определения. – Я не рассказывала тебе об этом, потому что считала это не главным, и, потом, ты не поверил бы. Не подумай, ничего такого волшебного мои родственники не делали. Помогали людям по мелочам. Рак не лечили и начало второй мировой войны предсказать не смогли… Так было до рождения деда Игната: не знаю почему, но его силы хватило бы на десятерых и тратить её на благие
– Я не знал, что у тебя столько родственников.
– Они все уже мертвы. – Настя, вспоминая что-то, помолчала с минуту и продолжила рассказ: – Проявлять интерес к родной крови дед начал после того, как я появилась на свет. Навещал нас, приносил гостинцы, баловал меня. Мой отец не любил его, но терпел, а мама против не была: она его простила и радовалась, что он так внучке радуется. Ты знаешь, он мне даже нравился, и после пропажи моих родителей тоже продолжал нравиться до той самой ночи, когда помер. Я тогда прозрела и увидела, насколько он злой и страшный человек. Многоликое существо, любящее только себя. С тех пор, как я забеременела, меня мучает один и тот же сон. Ну ты, наверное, догадывался об этом. – "Надо же, она и это знает. Видит меня насквозь. Вот чёрт. Хорошо, что я ничего такого предосудительного не делал". – В этом сне я стою на пороге нашего старого деревенского дома, под Тверью. Дед в нём раньше жил, и мы с мамой в детстве к нему летом на неделю-другую приезжали. На дворе ночь, небо затянуто чёрными тучами, звёзд нет. Поздняя осень, а я в одной ночнушке. Мне очень холодно. Я берусь за чёрную железную ручку и вхожу в избу…
В центре единственной комнаты стоит деревянный стол. На нём лежит покойник (дед Игнат), покрытый белым льняным полотном савана. За печкой в углу, на грубо сколоченном табурете, стоит жёлтая свеча; излучаемый ей неверный свет заставляет предметы в комнате отбрасывать замысловатые тени. С мертвеца, с покрывающего его тело савана, стекают на доски пола тёмные полосы: они становятся тенями, оживают и мечутся вокруг стола силуэтами разных ипостасей деда. Большая тень крупного мужчины, тень статной длинноволосой женщины, тень ребёнка, старика. И все они удлиняются, вытягиваются от ножек стола в направлении голых ступней Насти…
– С первым холодным прикосновением к моим пальцам тени, я просыпаюсь. Я знаю, ты мне поверишь, но он не умер, он ждёт.
– Да с чего ты это взяла?
Меня напугал её рассказ, действительно напугал. Чтобы скрыть страх, я задаю вопрос несколько резче, чем мне бы того хотелось. Но Настя не замечает моей грубой неловкости и продолжает говорить, видно, ей самой хочется выговориться, поделиться свой болью ещё с кем-нибудь и пускай это лучше буду я, а не врач в доме скорби.
– Умирал он в страшных муках. Признаюсь, сама бы я не выдержала, но дед меня околдовал – другого слова подобрать не могу, – подчинил своей воли и не отпускал, заставляя наблюдать свою агонию. Перед самой кончиной он приказал мне сделать одну вещь, и я не посмела ослушаться. Страшный в своей предсмертной лихорадке, он опёрся локтями о кровать, глубоко вдавив в неё мокрое пастельное бельё, и зашевелил сухими потрескавшимися губами, покрытыми коричневой коркой, запекшейся в горячке слюны и сукровицы. Произносимых им слов я не слышала. Ушами не слышала, но в голове они звучали раскатами стального, охрипшего от скрытой ненависти грома. – "Принеси зеркало. Скорее!!!". – Нужное зеркало висело в коридоре, далеко ходить не пришлось – овальное, в тяжёлой чёрной позолоченной оправе из дерева, выполненной в виде сплетённых между собой тел страдающих в аду грешников. Все, как один, лысые, безглазые, с разорванном в крике, в виде вытянутой вверх буквы "о", ртом.
Дед ждал меня по-прежнему опираясь руками о перину, тяжело сопящий, издыхающий. Борода у него свалялась в мокрые космы и с неё текло ручьём, и дед уставился на меня немигающим взглядом, горящим мутным фосфором глаз. Что дальше делать я поняла и без слов. На вытянутых руках
Мертвец на смертном одре и ужасное зеркало в моих руках. На меня навалилась страшная усталость, руки задрожали крупной дрожью, и я чуть не выронила зеркало. Едва совладав с собой, я спрятала зеркало подальше. Теперь и сама не помню, куда я его засунула. Повесить его назад, на место, у меня и мыслей не было. Сразу потащила куда-то. Мне хотелось поскорее всё здесь закончить и забыть. Вот о чём я тогда думала. Но теперь я понимаю, что сделала ошибку. Он хочет вернуться.
– Бедная девочка. – Я осторожно взял её ладонь в свою руку. – Теперь я понимаю, какой ужас тебе пришлось пережить.
– Мы должны избавиться от него.
– От кого? – Я по-прежнему не понимал.
– От дома.
– Хорошо, как скажешь, я и сам об этом думал.
Глава 4
Покупатель на дом всё никак не хотел находиться. Уже пришлось два раза снижать цену и всё равно: люди звонили, интересовались, но дальше наши дела не продвигались. Наконец, 31 июля мне на сотовый поступил звонок.
– Добрый день. Вас беспокоят по поводу покупки дома, – очень вежливый, интеллигентный, вкрадчивый голос.
– Да-да, я вас слушаю.
– Меня зовут Владимир.
– Модест.
– Ок. Дом кирпичный, все коммуникации подведены?
– Да, полный комплект.
– Хорошо. Я правильно понимаю – вы в нём не живёте?
– Угу. Да.
– Надо посмотреть. Когда сможете показать?
– В эту субботу вам будет удобно?
– Да, Модест, вполне. После обеда, часов в семь.
На том и порешили. В субботу я и Настя выехали в деревню Ножницы. Ехали по Щелковскому шоссе: утренние пробки дачников к шести вечера рассосались, и мы спокойно проехали до моста через МКАД, там нам пришлось совсем чуть-чуть поскучать, и дальше путь был открыт. На радостях я нажал на педаль газа и расплата за моё "лихачество" не заставила себя долго ждать. За поворотом на Балашиху нас остановили. Я совсем забыл про этот стационарный пост ДПС и слишком поздно снизил скорость. Затормозил я немного дальше поста. К нам неспешно, походкой повелителя мира, подошёл полицейский. Молодой, холёный, но уже успевший набрать с десяток лишних килограммов. Пока он к нам шёл, у меня с Настей произошёл следующий разговор:
– Модя, мы можем опоздать на встречу, – с упрёком заявила мне жена.
Блин, ну я в чём виноват? Я не нарочно, наоборот, хотел успеть на встречу. Это же она сама долго копалась, красилась, собиралась и мне поэтому пришлось ехать быстрее.
– Милая, что я могу поделать? Штраф – не тюрьма.
– Да, но мы теряем время.
Сдалось ей это время. Покупатель, если что, сможет и подождать. На дороге всякое бывает, должен понять. Я хотел ей ответить, выразить раздражение по этому поводу, но рот мне заткнул стук жезла в окно. Я нажал на кнопку, стекло опустилось вниз. Настя меня завела, остыть я не успел и вместо заготовленной сначала улыбки, я довольно неприязненно взглянул на постового. Он это заметил. Чёрт, не совсем хорошее начало.
– Добрый день. Сержант Востриков, – он отдал честь. – Вы превысили скорость. Предъявите документы, пожалуйста, – я передал ему бумаги. – И страховку.
– Там есть. В кармашке, после ПТС.
– Я вижу, – полицейский хмурился, внимательно рассматривал документы, тянул время.
– Сержант, извините, я спешу, нельзя ли побыстрее, – не сдержался я. Зачем?
– Поспешай медленно. Слышали такую поговорку. Вам придётся со мной пройти на пост.
Этого ещё не хватало. Начнётся сейчас нудота на полчаса.