Солнечные зайчики
Шрифт:
— Баронесса! — пролепетал он. — Баронесса! Ах, чудовище!
Стряхнув оцепенение усилием воли, он плюнул в лицо убийце, пнул его несколько раз ногой.
— Получай, скотина! Получай, каналья! Будет тебе эшафот… Будет тебе корзина с отрубями!… [2]
В это время, однако, с верхних этажей, в ответ на призывы полицейских, стали доноситься громкие крики. Слышался топот людей, сбегавших вниз по лестнице. Пора было подумать об отступлении.
Люпэна это тревожило мало. Во время разговора с бароном по спокойствию противника он успел понять, что в особняке существует незаметный выход. Разве барон вступил бы с ним в борьбу, не будучи уверен, что сможет ускользнуть от полиции?
2
Корзину с отрубями приставляли к гильотине — в нее падала голова казненного.
Люпэн прошел в соседнюю комнату. Она выходила в сад. В ту самую минуту, когда слуги впустили агентов, он перелезал через перила балкона, соскользнул вниз по водосточной трубе. Он обошел вокруг построек. Впереди оказалась стена, обсаженная кустарниками. Он вошел в пространство между ними и стеной, отыскал калитку, которую отпер ключом из связки. Осталось только пройти еще двор, пустые комнаты какого-то флигеля и, несколько минут спустя, он был уже на улице Фобур-Сант-Оноре. Полиция, конечно, не предусмотрела существование этого выхода.
— Так что же Вы скажете о бароне Репстейне? — воскликнул Люпэн, поведав мне обо всех подробностях той трагической ночи. — Бог ты мой! Какая страшная личность! И с каким недоверием надо порой относиться к внешности! Могу поклясться, у него был вид вполне честного человека!
Я спросил:
— Но… как же насчет миллионов? Драгоценностей княгини?
— Они были в сейфе. Хорошо помню, я видел тот пакет.
— И что же?
— Там они и остались.
— Неужто!
— Честное слово там и остались. Я мог бы сказать, что испугался полиции, что мне помешала вдруг совесть… Действительность более буднична… Более прозаична, что ли, друг мой: это слишком скверно пахло.
— Что-что?
— Да, уважаемый, дело было в запахе, который шел от этого несгораемого шкафа, от этого железного гроба… Нет, я не смог. Закружилась голова… Еще секунда — мне стало бы плохо. Идиотский случай, не так ли? Смотрите же, перед Вами — все, что я добыл в своей экспедиции, — булавка для галстука. Такая жемчужина стоит не менее пятидесяти тысяч франков… Тем не менее, должен признаться: я дьявольски разочарован. Какая неудача!
— Еще один вопрос, — продолжал я. — Пароль к сейфу.
— А что?
— Как Вы его угадали?
— О, без особого труда. Странно даже, что я не подумал об этом раньше.
— Короче?
— Ключ содержался в телеграфных посланиях бедняги Лаверну.
— Как то есть?
— Ну да, друг мой, орфографические ошибки…
— Орфографические ошибки?
— Тысяча чертей, они ведь были намеренными! Можно ли допустить, что секретарь, управляющий такого богача допускал такие промашки? Чтобы он написал «fuire» с лишним «e», «ataque» с одним «t», «enemies»; с одним «n» и «prudance» с буквой «a» вместо «e»? Это сразу вызвало у меня удивление. Я соединил эти четыре буквы и получил слово «ETNA», то есть имя прославившейся лошади.
— И этого оказалось достаточно?
— Еще бы! Достаточно, чтобы навести меня на след дела Репстейна, о котором кричали все газеты, чтобы вызвать у меня догадку, что это был пароль к сейфу, так как, с одной стороны, Лаверну было известно страшное содержимое несгораемого шкафа, а с другой — он разоблачил барона. И так, наконец, я пришел к предположению, что у Лаверна на той же улице жил друг, что оба были завсегдатаями одного и того же кафе, что они развлекались, расшифровывая загадки, в том числе криптографические, в иллюстрированных журналах, что они забавлялись также, посылая друг другу сообщения солнечными зайчиками.
— Неужто, — воскликнул тут я, — все так просто!
— Даже слишком. И это приключение доказывает еще раз, что в раскрытии преступлений есть нечто более высокое, чем исследование фактов, наблюдение, дедукция, рассуждения и прочие благоглупости; это, повторяю, интуиция… Интуиция и ум. И у Вашего Арсена, скажу не хвастая, никогда не было недостатка ни в первом, ни во втором.