Солнечный луч. На пороге прошлого
Шрифт:
– Хорошая будет больница, – подтвердила Эчиль.
– И вы больше меня не бросите? – покосилась на нас Хасиль.
– Пока тебе нужна наша помощь, не бросим, – улыбнулась я.
Потом мы пригласили Керчуна и его подручного, а они уже, осмотрев и сделав необходимые выводы, обещали приступить к делу с началом весны. Мы в тот день приходили с инспекцией – плотники уже были на месте. Сегодня была вторая инспекция.
Хасиль ждала нас возле будущей больницы, да и не только она. Иртэгенцы по своей привычке и складу характера не могли оставить важное событие без внимания, и когда мы подошли, бывшая вторая жена Архама, уперев руки в бока, скандалила с одной из женщин.
– И что тебе за дело, Хыну? Иди себе, куда шла, без тебя умные найдутся! – донесся до нас возмущенный голос бывшей каанши.
– Как захочу, так и пойду, тебя спросить забуду, – едко ответила ей невидимая еще нам Хыну. – А ты стой и молчи, всё одно умного не скажешь. Люди знают, людей не обманешь, все твою глупость слышали.
– Не глупей тебя буду! – взвизгнула Хасиль, и я поняла, что она уже на грани.
– Поспешим, – сказала я и поглядела на Берика.
Он кивнул и зашагал вперед.
– А ну разойдись! – гаркнул ягир. – Дайнани идет!
Люди обернулись в нашу сторону, открыв этим нехитрым маневром пунцовую от негодования Хасиль и сухопарую тагайни лет сорока. Женщина уперла кулаки в бока и выглядела более спокойной и уверенной в себе. Обе спорщицы одновременно посмотрели в мою сторону и также дружно воскликнули:
– Ашити! Дайнани!
Хыну оказалась проворней и первой устремилась в мою сторону, оставив Хасиль за своей спиной задыхаться от злости и возмущения.
– Вот скажи, дайнани, ты умная…
– Милости Белого Духа, добрые люди, – не слушая женщину, произнесла я, обращаясь разом ко всем собравшимся.
– И тебе милости Отца, дайнани, – поклонились иртэгенцы.
– Пусть духи будут к вам добры, – приветствовала их и Эчиль.
– Духи мудры, Эчиль, – с достоинством ответили ей.
– Доброго дня, – уже проще поздоровался Элькос.
– И тебе, хамче, – ответили и ему.
Весь этот поток приветствий сбил накал, царивший между спорщицами. Заодно уменьшил апломб самоуверенной Хыну, которой пришлось замолчать и ждать, когда до нее дойдет очередь. Однако пока я не спешила ответить на ее призыв. Благожелательно улыбнувшись, я обошла ее и, приблизившись к Хасиль, взяла ее за плечи. У этого жеста было два значения. Первое: показать ей поддержку и призвать успокоиться. Второе: показать всем, что с Хасиль все споры в прошлом.
– Прости, Хасиль, мы задержались, – сказала я с улыбкой. – Как проходят работы?
– Если бы тут не ходили… – в прежнем запале начала бывшая каанша, и я едва заметно покачала головой, останавливая ее.
После медленно выдохнула, глядя Хасиль в глаза. Она поняла верно и выдохнула следом за мной. Я вновь улыбнулась ей и повторила вопрос:
– Как идет работа?
– Хорошо идет, дайнани, – уже иным тоном ответила Хасиль, и все-таки не удержалась: – Если бы всякие под руку не лезли, то еще лучше бы шла.
И тут же ожила Хыну, молчавшая всё это время. Она встрепенулась и направилась к нам, но обнаружила я это, когда за спиной раздалось:
– А ты слушай умных советов, и сама, глядишь, поумнеешь.
– Молчи, – едва слышно шепнула я Хасиль и развернулась к скандальной советчице.
На лице моем вновь была благожелательная улыбка. Шагнув к Хыну, я взяла ее под руку и вынудила отойти к толпе, явно желавшей тоже высказаться, но пока люди просто слушали, удовлетворяя любопытство. Мое место рядом с бывшей второй женой Архама заняла его первая и ныне единственная супруга. Эчиль что-то тихо заговорила Хасиль, но этого я уже не слушала, потому что была занята своей собеседницей.
– Скажи мне, уважаемая Хыну, – начала я, – что здесь делают плотники?
– Как это что? – искренне удивилась женщина: – Работают. Строят.
– Верно, – важно кивнул один из пастухов, его имя, признаться, я попросту не знала, только род деятельности.
– А что строят? – снова спросила я и обвела взглядом всех любопытных.
Тагайни посмотрели на дом, после на Хасиль, а затем на Хыну, ожидая ответа. Она тоже посмотрела и на дом, и на недавнего оппонента в споре, а затем на меня.
– Как это что? – она пожала плечами: – Дом строят. Видать, Хасиль от Илана уйти хочет, вот и выбрала новый дом.
Я удрученно вздохнула и покачала головой:
– Чем же тебе Хасиль не угодила, что ты ей счастья не желаешь?
– Почему не желаю? Пусть будет счастлива, мне-то что до нее? – удивилась женщина.
– Вот и я думаю, уважаемая Хыну, какое тебе дело до счастья Хасиль? Разве же ты слышала, чтобы она с Иланом ругалась? Живут душа в душу. За них бы порадоваться, как Отец велит, а ты напраслину возводишь, будто дурного желаешь. Нехорошо, Хыну, Отец печалится, когда в душе своих детей тьму видит.
Она округлила глаза и всплеснула руками. Затем обернулась к народу, явно ожидая поддержку, но увидела, как иртэгенцы качают головами.
– Нехорошо, Хыну, – снова заговорил пастух. – Не знаешь, а наговариваешь.
– Верно, – кивнул его приятель. – Илан на Хасиль с нежностью смотрит, и Хасиль с Илана взгляда не сводит. Два дня назад видал их на курзыме. Он ей и девочкам сладостей набрал, и тканей новых. А ткани-то как хороши… ой, и красивые ткани у нас стали делать.
– Да, ткани хороши, – согласились остальные. – И в Курменае таких нет. К коже приложишь, будто ласкает.
Они говорили о тех самых тканях, какие еще прошлым летом соткал брат одной из швей. Должно быть, вы помните тот день, когда на меня было совершено покушение на курзыме, а после к стенам Иртэгена подошло объединенное войско. А как раз перед покушением мне подарили чудесное платье из той самой новой ткани. Но мы отвлеклись.
Я с улыбкой слушала, как тагайни, уже позабыв о доме, перешли совсем к иным темам. Предсказать, куда бы людей завела праздная болтовня, было невозможно, однако узнать это, мне было не суждено.