Солнечный свет
Шрифт:
– О'кей, – сказал он. – На чем мы остановились? Хмм. Мы какое-то время думали, что на озере с тобой стряслось что-то вроде… посинения. Или… где-то еще. Но у нас не было подходящего повода, ну, спросить тебя об этом в спокойной обстановке. Где-то, где можно закрыть двери, когда я задерживаю дыхание.
– До сегодняшнего вечера мы все равно не были полностью уверены, что именно это искали, – подхватил Джесс. – Возможно, не уверены до сих пор.
Они с надеждой посмотрели на меня.
Я подумала о том, что могу сказать. Они рискнули поднести мне свои
Мой мозг медленно вымучивал следующий, совершенно логичный вывод. Ой-й…
– Вы знаете о моем отце? – еще не веря, спросила я. Все трое фыркнули. Фырканье Пата прозвучало, как гудок локомотива или фургона для перевозки мебели. Уу-уфф-ф.
– А солнце всходит по утрам? – усмехнулся Джесс. Да, вот только с помощью ребят с Антареса или нет?
– Тогда вы, наверное, знаете, что мама воспитывала меня, э-э-э, не как дочь моего отца.
– Да, – кивнул Пат. – Нас это весьма заинтересовало, если хочешь знать.
Я уставилась на него:
– Только не говорите мне, что пятнадцать лет ходили в кофейню ради шанса застать меня… синеющей.
Конечно, я не синела бы. В отличие от демонической крови, магоделие приветствовалось и правительством, и корпоративным бюрократизмом в служащих – по-своему. Им нужно милое, корпоративное, послушное магоделие. Что-нибудь между троюродной кузиной, способной на карточные фокусы, и колдуном. Проблема в том, что, когда магодельный дар начинает доминировать в человеке, магодел скатывается на противоположный конец шкалы послушания. Но, наверное, бывали и послушные Блейзы. И никто так и не доказал, что мой отец был колдуном. Впрочем, я так не думала.
– Мы ходили в кофейню потому, что подсели на твои, Светлячок, булочки с корицей и неповторимые десерты. Особенно те, социальную значимость коих невозможно переоценить, – заверил Пат. – Ты не видела нас и вполовину так же часто до того, как Чарли построил пекарню. Наличие у тебя отца не считалось оправданием для больших расходов, когда мы подавали финансовый отчет.
Очередная пауза. Я молчала.
– А твоя мама, похоже, очень… специфически к этому относилась, знаешь?
И снова пауза. Похоже, я упускала что-то важное, что они хотели, чтобы я поняла. Но я так устала.
– А вот кофейня – отличное место, чтобы следить за многими людьми. Помнишь Гата Донора?
Бедный старина Гат. Один из наших наркоманов. Временами, когда он неправильно подбирал состав – а может, как раз правильно, – он превращался в тощую оранжевую ящерицу восьми футов длиной (включая хвост), которая, если попросить, предсказывала тебе судьбу. Местные привыкли к нему, но туристы, повстречав его, убегали с криком. В ООД им интересовались, потому что часть его предсказаний – до странности заметная часть – сбывалась.
Я заставила себя вернуться в настоящее. Где я сидела в офисе ООД с синим демоном-оодовцем в тесном дружеском кругу.
– Думается, ты знаешь, что ваша миссис Биалоски – оборотень?
Вот тогда я рассмеялась:
– Все так считают, но никто не знает оборо-кто. Нет – не говорите мне. Это все испортит. К. тому же – миссис Биалоски из хороших ребят. И мне все равно, что у нее в крови.
Это нарушение прав личности – когда доктор берет твою кровь на изучение по любой причине, кроме болезни или при условии, что ты написал расписку до того, как лаборант оказался возле тебя с иглой. Но случается всякое. Один из способов вычислить оборотня или демона – заметить их паранойю в отношении докторов. К счастью, ученые довели до совершенства искусственную человеческую кровь еще пятьдесят лет назад – ну, или почти довели до совершенства: настоящей нужно в десять раз меньше, – так что донорство теперь уже не так важно, и, глядя в списки доноров, никто не думает плохо о тех, кто в этих списках отсутствует.
Человеческое магоделие через переливание крови не передается; демонская кровь не сделает тебя демоном, а слабая полудемонская может вообще себя не проявить – но сильная полу– или полнодемонская делает чистокровного человека очень больным, даже если группы крови совпадают. А оборотничество чудесно передается через переливание – гарантия сто процентов.
– Я бы не смог сказать лучше, – кивнул Джесс. – Значит, ты выросла маминой дочкой, и амбиции твои не заходили дальше выпекания лучших булочек в стране. А о своем отце ты знала?
Я колебалась, но недолго.
– Более или менее. Знала, что он был магоделом, что принадлежал к одной из важнейших магодельных семей. Или выяснила это, когда была в школе, и кто-то из магодельческих детей упомянул Блейзов. Когда я пошла в школу, я носила мамину девичью фамилию – до того, как она вышла замуж за Чарли. Я знала, что свойства отца как-то связаны с причиной маминого ухода, и… тогда для меня этого было достаточно.
Я подумала о «деловых партнерах», которых не любила моя мама. Так она их всегда называла: «деловые партнеры».
А звучало это у нее как «грязь болотная». Или «колдун». Когда я немного выросла, то поняла, что такие люди, как моя мать, имеют в виду «грязь болотная», когда произносят «колдун».
– Я и чувствовала себя дочерью своей матери, понимаете? А с тех пор, как мы убрались оттуда, я отца больше не видела. – А вот этого я никогда никому не говорила. – Мама была так полна решимости не иметь никаких дел с отцовской семьей, и я хотела как можно больше быть похожей на нее, понимаете? У меня кроме нее ничего не осталось.