Солнечный свет
Шрифт:
Неудивительно, что Мэл чувствовал себя немного дико.
– Это довольно длинная история, – сказала я. – С вашего разрешения, я пойду? – «Пока вы не начали расспрашивать меня о сегодняшнем», подумала я).
– Я потому сюда и пришел, – сквозь зубы сказал Мэл, окидывая собравшихся еще одним душевным взглядом.
– До завтра, – сказал Джесс.
– Что? – взвился Мэл.
– Я расскажу тебе по пути, – успокоила я.
– Приятных снов, – пожелал вдогонку Пат.
– Вам тоже, – кивнула я.
Мне отдали насквозь мокрые вещи в пластиковом пакете «Мега Фуд», и я смогла втиснуть ноги во
Нужно было вернуться в кофейню: «Развалина» осталась там. Мэл пришел пешком. Ну, не могу сказать точно насчет пришел. В любом случае, он добрался сюда без помощи транспорта. От него до сих пор исходили сильные волны гнева, даже после успешного спасения девицы из охраняемой драконом башни. Дракон был синим и чрезвычайно дружелюбным. Проблема таилась как раз в девице… Я никогда не чувствовала такой необходимости с кем-то поговорить – и такой неспособности произнести то, что просится на язык.
А если я смогу рассказать Мэлу, что скажет он? «Завтра же начну обзванивать сумасшедшие дома, узнаю, где находятся ближайшие»?
– Даже не пытайся рассказывать о случившемся, пока как следует не выспишься, – предупредил Мэл. – Наглые же эти парни, чтоб их… Я думал, Пат и Джесс – нормальные ребята.
– А я до сих пор так думаю, – печально ответила я. В чем-то стало бы легче, не будь они нормальными. – Джесс и Тео вытащили меня оттуда – э-э-э – и, понимаешь, не могли полностью игнорировать свои профессиональные интересы.
Мэл фыркнул.
– Ну, если ты так говоришь… Слушай, что бы там ни было, но вся округа судачит об этом. По официальному докладу ООД – его уже скормили болванам из прессы – ты оказалась случайным свидетелем. Никто из нас говорить ничего не собирается, но к тому времени, когда Джесс и Тео увезли тебя, в улочке собралось уже много народу, и они в один голос твердят, что ты была…
Пауза. Я ничего не сказала. Он добавил:
– Чарли, кажется, думает, что Джесс действительно оказал тебе услугу. Что ООД сможет защитить тебя лучше, чем мы.
Ага. С перспективой дальнейшего разрушения личного мировоззрения. Мэл вздохнул.
– Вот, и мы сидели возле телефона в кофейне, ждали – Чарли и я. Всех остальных отослали домой – в том числе Кенни, которого под страхом скормить ему его собственную печень заставили поклясться ничего не говорить твоей матери. Телефон все не звонил. В конце концов мы сами позвонили в ООД и были отшиты какой-то дурой на коммутаторе. И вот тогда я приехал…
– Прости, – сказала я.
Кофейня была темна, сквер – тих и пустынен, хотя откуда-то слышался гомон. Нетрудно было догадаться, что это в квартале или двух отсюда, на свежеоскверненной улочке. Мы обошли кофейню сбоку, и я увидела свет в кабинетике: Чарли пил кофе и расхаживал из угла в угол. Не успела я войти, как он обнял меня так крепко, что я не могла как следует вдохнуть. Чарли такой добрый – почти всегда…
– Я в порядке, – заверила я. Чарли испустил глубокий, трепещущий вздох, и я вспомнила, как он поддержал меня против мистера Ответственная Пресса. А еще вспомнила, сколько он помогал мне в прошлом. Поддерживал мою, странную для непосвященных, идею создания майонеза, который не расслаивался бы, мое стремление узнать, каково единственно правильное количество чеснока, добавляемое в знаменитую «Солянку Чарли», мои ранние эксперименты с тем, что стало предшественниками «Горькой Шоколадной Смерти» и т. д. У Чарли магии нет. Как и у большинства рестораторов, раз уж речь зашла об этом. Клиенты-люди, как правило, немного шарахаются от всего хоть немного более магического, чем официантка, у которой кофе не остывает. Интересно, какими мотивами руководствовалась мать, когда устраивалась на работу официанткой уйму лет назад: я делала печенья с арахисовым маслом и шоколадной крошкой еще тогда, когда мы жили вместе с отцом (если находился взрослый, который включил бы мне печь), и если она искала тихой гавани…
– Сегодня – это… Это связано с тем, что случилось – когда я исчезла на два дня.
– Этого я и боялся, – вздохнул Чарли.
– Джесс хочет, чтобы я попыталась найти место, где все произошло. Возле озера. Они отвезут меня туда завтра.
– Кровь и черти! – выругался Мэл. – Это дело ждало два месяца. Необязательно ехать туда завтра.
Я пожала плечами:
– Почему бы и нет? Днем я выходная.
– Озеро, – задумчиво проговорил Чарли.
Я всем сказала, что ездила к озеру. Но не говорила, что все прочее также произошло на озере. До сегодняшнего вечера моя память официально заканчивалась сидением на пороге старого домика.
– Да. Меня – э-э-э – держали в доме на озере. Они хотят, чтобы я попыталась найти этот дом.
И Мэл, и Чарли могли спросить: «Когда ты это вспомнила? Что еще ты помнишь? Почему ты рассказала ООД и не рассказала нам?» Но не спросили.
Мэл обнял меня одной рукой.
– О боги и проклятые ангелы, – только и сказал он.
– Будь осторожна, – попросил Чарли.
Одно из преимуществ (немногих) подъема на работу в четыре тридцать утра состоит в том, что можно с уверенностью рассчитывать на место для парковки. Когда я приезжаю позже, мне не всегда так везет. В тот день «Развалюху» пришлось парковать в гараже, а он закрывался в одиннадцать.
Домой меня отвез Мэл. Когда мы приехали и он заглушил мотор, навалилась тишина. После рева мотоциклетного мотора тишина оглушает почти всегда, но сейчас было иначе. Мэл больше ни слова не сказал по поводу ночных событий. Ни слова об оодовцах и завтрашней поездке с ними на озеро. Я видела, что он хочет…но, как я уже говорила, одна из причин, почему мы с Мэлом уже четыре года вместе – то, что мы умеем неговорить иногда на некоторые темы. То есть, оба знаем, когда заткнуться.
Какое блаженство —проводить время с человеком, который может оставить тебя в покое. Я любила Мэла за это. И была рада ответить ему тем же.
Мне никогда не приходило в голову, что умение не лезть любимому человеку в душу может стать привычкой, а привычка – барьером между нами. Мне никогда не приходило это в голову – до сих пор.
Пришлось подавить желание немедленно покончить с этим молчанием. Пришлось подавить желание спросить, могу ли я поговорить с ним.
Но что я могла сказать?