Солнечный ветер
Шрифт:
Впрочем, несмотря на ворчание, Морис хорошо понимал, что ругаться прямо сейчас на него она не настроена. Скорее ворчит по привычке. А вот глаза ее сверкали отнюдь не раздраженно, а скорее в возбуждении, что она и подтвердила, немедленно заявив:
— Ладно, черт с ним. Я сейчас ехала из пансионата через универмаг, чай закончился. Так мне Валя сказала, что сегодня у них на парковке стояла машина твоего папаши. Он тебе не звонил, ничего не говорил, что собирается приехать?
— Не-а, — все так же равнодушно отозвался Морис, — оно мне надо? Собирается он там или не собирается.
— Вообще-то ты его сын. И, вполне возможно, будущий наследник Шамраев. Пора начинать
— Прям щас? — состроил он кислую мину, понимая, что если уж матери приспичило, то она не успокоится, пока не сделает так, как она хочет.
— Да, прям щас. Пригласи к нам на ужин. Вы с Нового года не виделись, между прочим. И то он только заехал подарок отдать и сразу умотал.
«К своим шлюхам, наверное», — вертелось у нее на языке, но кое-как она промолчала. Как промолчала и о том, что едва ли не каждый приезд Назара сопровождался ее бесконечными жалобами на поведение сына, а заканчивался обвинениями, что это он-де виноват, ведь мальчик растет без отца. Потому Морис, откровенно говоря, терпеть не мог, когда его родители оказывались на одной территории. И, в принципе, ничего не испытывая к горе-папаше, не особенно хотел его лишний раз видеть дома, а к нему домой мать его еще никогда одного не отпускала, да он и не стремился. Самым сильным его желанием было, чтобы от него просто все наконец отстали.
Потому он без малейших признаков энтузиазма потянулся к трубке, нашел среди контактов телефон отца и набрал номер. Гудки звучали недолго. Назар Шамрай принял вызов почти сразу же. И едва из телефона раздался его голос, мать принялась жестами показывать сыну, чтобы включил громкую связь, ибо слушать — святое! Но Морис ее требование демонстративно проигнорировал.
— Привет, Морис, — проговорил Назар, чуть замявшись перед тем, как назвать имя. Для него оно до сих пор звучало диковато, никак привыкнуть не мог. И вообще не понимал, как женщина в уме могла так назвать собственное потомство, в глубине души надеясь, что в четырнадцать, когда пойдет получать паспорт, малой его все-таки изменит на что-то более адекватное.
— Привет, — поздоровался сын и выдал скороговоркой: — Мама сказала, ты в городе, ну и это… на ужин к нам приходи.
Анины брови взметнулись вверх, и она протестующе замахала руками. И это еще не видела, какое выражение приняло лицо Назара, иначе бы сразу отняла телефон у Мориса и отбила бы звонок. Отношения у них были так себе.
— Меня уже засекли? — с иронией в голосе поинтересовался отец.
— Походу.
— Надо было на левой тачке ехать, чтоб не заметили, — попробовал он пошутить, но получилось не очень весело. — Морис, слушай… сейчас я в усадьбе, у меня дела. Может, давай я позже тебя заберу к себе, а? Поужинаем вдвоем. Ты как?
— Ну давай, — согласился мальчишка, отмерев через несколько секунд, в которые обдумывал предложение. Норм такой вариант. И с отцом встретится, и тот с матерью не пересечется, а значит вопли исключаются по всем пунктам.
— Отлично. Часов в шесть заеду за тобой. Если мать разрешит, останешься ночевать?
— А у тебя инет есть?
— Есть. Если хочешь, дам свой ноут, только установишь там… что тебе надо.
— Я свой возьму, — заявил Морис. — Лан, пока тогда.
— До встречи, — ответил отец и отключился.
Зато включилась мать, с самым хмурым выражением лица глядевшая на сына, видимо, намереваясь в нем дыру проглядеть.
— И? Что происходит? — спросила она, уперев руки в боки. — Какой еще интернет? Шамрай к нам едет?
— Он меня к себе позвал. С ночевкой, — выдал Морис. — Сказал, заберет вечером.
Аня будто бы даже позеленела от неудовольствия слышать то, что не собиралась и не желала слышать.
— То есть ужинать с семьей он не планирует? — взвизгнула она.
— Ты же хотела, чтобы мы встретились — мы встретимся. Чего тебе еще?
— Обсудить с твоим отцом твои каникулы! Какого черта ты проводишь их в этом селе, не отходя от компа? Но, видимо, ему совершенно плевать на все, кроме самого себя. Как обычно… — Аня сердито крутанулась к дивану, забрала оттуда свою сумку и направилась к выходу из комнаты. На пороге оглянулась и выплюнула: — Не поедешь ты к нему, даже не рассчитывай. Общаться вы будете на нашей территории, Морис. Потому что я понятия не имею, что он собирается вкладывать в твою голову в мое отсутствие!
— Как хочу — так и провожу, — буркнул Морис на ее тираду и, развернувшись обратно к компьютеру, включил игру. — Достали оба!
Чем конкретно Назар Иванович мог достать своего отпрыска — вопрос, конечно, интересный и едва ли имеет хоть какой-то объективный ответ. Ну хотя бы ввиду того, что возможностей для нормального общения у них было не так уж и много. Да и само общение было исключительно по прихоти матери.
Когда Морис родился, Назар жил в другом городе. В принципе, он и все последующие годы жил в других городах, в Рудослав возвращаясь только по делам и, вроде как, проведать сына. Пока ребенок был маленьким, встречаться им доводилось только в присутствии Ани. Когда он стал более самостоятельным, сколько Наз ни просил, она не отпускала его дальше Рудослава.
«Нечего ему на твоих шлюх смотреть», — обиженно фыркала Анечка, сообразившая в какой-то момент, что в лице ребенка получила все-таки вполне конкретный рычаг управления Назаром. И пусть до ЗАГСа этого мужчину она так и не дотащила, но фамилию он Морису дал, в банк на его имя положил крупную сумму, ежемесячно на ее карту капали алименты, которые он платил совершенно добровольно. А главное — хотя бы изредка, но приезжал, потому что совесть ему не позволяла вовсе не знаться с сыном. И если первые несколько лет Аня свято верила, что Шамрай вот-вот опомнится, завершит обучение, вернется домой и женится на ней, то после, когда стало ясно, что свою жизнь он намерен строить не в Рудославе, а ее с Морисом забирать к себе тоже не собирается, в ней окончательно оформилась стерва, жаждавшая испортить Шамраю жизнь ровно настолько, насколько он испортил ее по ее разумению. Вряд ли Аня до конца сама это осознавала, даже скорее наоборот — ее поступки ей казались правильными, а претензии справедливыми и обоснованными. Но самому Назару подчас хотелось не в дверь выйти, а в окно, когда она закатывала очередную истерику на тему «бросил одну с ребенком на руках». И похрен, что он обеспечил им и отдельное жилье, и безбедную жизнь… и черт на него — принадлежность к «благородному семейству» — Аньке это почему-то тоже было важно. Опять же, ровно настолько, насколько было плевать Назару.
В конце концов, его визиты становились все реже, и он сделал единственно правильный вывод: не лезть туда, где ему нет и никогда не будет места. Жениться на Ане он даже не думал, без выполнения этого единственного условия нормальных отношений не получалось. И отцом он был только наполовину. А перетягивать ребенка как канат — самая большая глупость, какую только можно себе представить. И даже больше, чем глупость. Это трагедия. Расти он должен там, где есть согласие, а если Наз этому согласию мешает, то лучше и не приближаться слишком уж сильно.