Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов
Шрифт:
А. и Е. медленно перелистали страницы и задумчиво примолкли, а я устало отвернулся носом к стенке и пробурчал: «Сема, ну мы-то ладно, люди конченые, а тебе-то это зачем?»
Сема на секунду задумался, отхлебывая розовый мускат, но тут же бойко ответил: «Понимаешь, Славик, у этих же поэтов одно сплошное блядство. Я тоже хочу!»
Нет, все-таки, прав был Гумилев. Поэта вдохновляют женщины и вино.
Самый старый
Хиппи, приезжающие в Крым покурить травки и походить нагишом по пляжу, в этом году оказались нашими соседями, и не проходило дня, чтобы кто-нибудь из них не пытался угостить нас свежим косяком, приговаривая, что для литературного процесса это полезно.
Отбиться от хиппи не было никаких сил, и поэтому почти каждый вечер кто-нибудь из нас пускал в потолок зеленые круги и утверждал, что приход от травы очень хорош.
Я долго и упорно от плана отбивался, ссылаясь на запрет лечащего врача и на то, что галлюцинации ко мне и так периодически приходят самостоятельно, зачем же их вызывать искусственно. Еще я говорил, что хиппи долго не живут.
На это Замбези с прической, состоящей из зеленых косичек вперемежку с прядями жирных волос, хлопал меня по плечу и приговаривал: «А знаешь, Славик, сколько лет самому старому хиппи Союза? Семьдесят три года! Его носят на руках ученики, а менты и прокуроры отдают честь и хавчик бесплатно».
Самое смешное в том, что это правда. Когда я был в Минске в галерее «Антрацитовый ларец» на презентации Русско-белорусского словаря, самый старый хиппи Союза стоял прислоненный к стене в уголочке и мерно кивал головою. Патриарх был одет под Робинзона Крузо – в широкую конусообразную соломенную шляпу и овчинную безрукавку. Он был бос, вокруг роились послушники, а из репродуктора раздавались звуки андеграунда:
– Я рок-музыкант старых традыцый.
– Это не призвание, это – позыцыя!
На какой-то миг наши взгляды пересеклись, и я понял, что быть самым старым хиппи очень тяжело, а почет – дело тонкое и относительное.
Сема
Московский бармен Л. С. по кличке Сема прибился к литературной тусовке на отдыхе, потому что был любознателен и не терпел надуманных преград, которые создает вокруг себя пишущая братия.
Будучи необъятных размеров, он приходил на нашу веранду, принося коктебельское алиготе и разговоры о ценах и возможностях покупки того или иного продукта по дешевке.
Иногда Сема рассказывал о своих сделках по обустройству на украинском курорте без потери денежных средств. Он перепродавал хиппарям и растаманам койкоместа в заблаговременно снятом жилище, ютясь в крохотной каморке. Владельцы домов об этом не догадывались, а растаманы делились травой и крутили Боба Марли.
Еще мы любили Сему как лицо, не связанное клановыми обязательствами. Он был способен по-народному метко выносить суждения о мэтрах литературы. Бывало, сядешь напротив него и заслушаешься – так вдохновенно и правильно вещает. Самому ничего думать не надо, не то что говорить.
Как-то раз Сема пришел на выступление маститых поэтов в зал имени Брюсова и сел на задних рядах, когда слащавый, вечно улыбающийся ведущий представлял своих собратьев по перу, сидевших в президиуме.
Сема
– Слушай, Слав, а он бухарик или плановой?
– Не понял, в каком смысле?
– Ну, он водку пьет или коноплю курит?
– Да вроде он больше по коньячку.
Сема задумался и изрек: «Странно… Уж больно веселый для алкоголика».
Мы все разом покосились на ведущего, оценивая Семин пассаж, потом заржали, ибо понимали, что теперь мэтру от клички Плановой не избавиться.
Нравятся ли вам ваши стихи?
– Скажите, а вам нравятся ваши стихи?
– Ну как вам сказать, ну… в той или иной степени, ну… в общем, нравятся.
– И это правильно, и это правильно! Должны же они хоть кому-то нравиться!
Турнир поэтов
Первый турнир поэтов прошел в 1918 году в Санкт-Петербурге, и победил в нем Игорь Северянин, а второй – в семидесятые годы в Таллине, и победил в нем М. Г.
На турнирах поэтов рифмоплеты обычно читают в два-три круга свои стихи, а праздная публика выставляет оценки по пятибалльной системе, которые потом и суммируются.
Всякому понятливому человеку ясно, что корень любой победы кроется не в выставленных оценках и не в их подсчете, а в правильно созданном резонансе.
Ну например, вы приводите своих друзей, которые ставят только вам максимум, а всем остальным минимум, и вот вы уже на Олимпе, так как другие выставляли оценки по совести.
Вам жмут руку мэтры, девушки надевают лавровый венок, а редакторы журналов венчают свои страницы вашими виршами.
Ай да Северянин, ай да сукин сын!Феномен Севы Балдина
Когда Сева Балдин, размахивая руками и попеременно выставляя вперед одну из ног, громоподобно читает свои творения, редакторы всех толстых поэтических журналов, прикрыв уши руками, выбегают из залов в курилки, схватываясь за сердца.
Самое смешное в том, что зал в это время по-настоящему внимает и рукоплещет Севе. Какие-то странноватые старушки и потрепанного, но богемного вида дедки хлопают в ладоши, требуют продолжения и не отпускают его дольше всех. Сева от этого заводится и занимает столько времени, сколько захочет, и никакой ведущий не может спасти положения.
«Сева! Сева!», – кричат зрительные ряды. «Сейчас, сейчас», – говорит им Сева и делает рукой вращательные движения, помогая активной мимикой.
Когда я впервые услышал Балдина, я тоже был им очарован. После выступления я стоял в толпе страждущих читателей и жалко просил Севу подписать мне сборник его стихов, который купил у автора за стольник. Сева мило жмурился и покровительственно хлопал по плечу.
Вечером, предвкушая удовольствие от встречи с высоким, я открыл сборник Балдина и уже на первой странице понял, что меня обманули, ибо солнце было – пекущее, океан – ревущий, любовь – разлучница, а дорога – дальняя. Сева оказался банален, как отвертка, и этим велик, ибо нет ничего приятней для обывателя, чем обычная банальность.