Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов
Шрифт:
Умер атаман в Боливии, где, будучи отставником Французского легиона, отстроил свою маленькую виллу, куда свозил предметы русской старины.
В 2001 году администрация Железного обратилась к правительству Боливии с предложением передать в хуторской музей домашние вещи атамана, и те откликнулись, хотя все ценное оставили себе: серебряные и золотые предметы, шашку с дарственной надписью Мамонтова и парадный мундир. Приехал архив и дубовое, хорошо сохранившееся кресло с кожаной обивкой.
Теперь, если смотрителю на Кубани дать стольник, можно посидеть с ногами в кресле Мазнова
Жмерины
Греческий писатель Гесиод жил очень бедно и долго судился с братом своим Персом за наследство родителей, пока не проиграл. У нас же у русских трудно представить, чтобы родня пошла в суд. Все видится легким и бесконфликтным.
Когда Жмерины переезжали с Камчатки на Кубань, старший брат Андрей продал двухкомнатную квартиру и отдал из пятнадцати тысяч долларов отцу с матерью по две тысячи и младшему брату Федору одну тысячу, хотя сам остался на месте, у вулканов, и в станицу в Краснодарском крае не полетел.
Родители же по прибытии приобрели трехкомнатную хату, которую завалил первый же паводок. Тогда погиб весь фруктовый сад, а кобель Бич внатяг спасся на собачей конуре так, что на шкуре осталась широкая полоса от ошейника.
Местный сельсовет постановил спасти новоселов, а так как родителям было под семьдесят, в администрацию пошел Федор. Был Федор после Чечни и очень резкий. Он взял за строительство деньгами и в тот же день не вернулся домой, исчезнув без следа. Говорили, что его видели в Новороссийске, а одна соседка утверждала, что ее зять выпивал с Федором в Норильске.
Так Жмерины потеряли второго сына, потому что первый тоже не писал и не звонил, и стали жить у тети Сони в предбаннике, пока на будущий год сход не построил им однокомнатный сруб.
Девочка и море
Антон и Ира, начитавшись западной литературы, воспитывали свою дочку Лизу по Споку, то есть не пеленали в пеленки, ничего не запрещали и на все смотрели сквозь пальцы, хотя из-за этого пришлось отказаться от детского сада, потому что девочка постоянно кричала.
– Это моя игрушка! – И билась в истерике перед детьми.
– Это моя собачка! – И тягала щенка у дворовых собаководов.
– Это моя машинка! – И тащила за бампер «мерседесы» и «бэхи» автолюбителей.
Антон и Ира ничего не предпринимали, чтобы не ограничивать свободу ребенка, а лишь просили детей отдать игрушки, собаководов – собачек, а автолюбителей – машины.
Когда мы поехали в Хургаду, Лиза выбежала на пляж и заорала: «Это мое море», но, увидев ныряющих в нем людей, разревелась, а я подумал, что вот теперь идите к арабам и объясняйте, чтобы они отдали ей море.
Диссертация
Если
Николай разбогател в годы реформ на металлоломе, но, несмотря на это, любил сбежать от охраны на скамейку Кузьминского парка выпить из пластмассовых стаканчиков с друзьями детства портвейн «Три семерки».
Если подходили стражи порядка, то он обычно для веселья залазил с товарищами в милицейский «козел», а потом откупался за всех, хотя имел удостоверение депутата и мог запросто не платить.
После второй бутылки на троих Николай показывал фотографии своей виллы и жены, хвастался любовницей и доходными сделками. Потом хлопал дверьми «бэхи» седьмой модели, открывал салон, запускал туда друзей молодости и катался по узким пешеходным дорожкам парка.
Заканчивалось это тем, что Николай упирался в какое-нибудь вековое дерево бампером, плакал и говорил: «Господи, если бы это делало меня счастливым».
Диссертация
Мы с Семеном Гринбергом вместе заканчивали биофак МГУ, а потом трудились в Институте океанографии РАН над одной темой.
В 1997 году, замученный бедностью, он эмигрировал с женой в США, где после специальных финансовых курсов попал на Нью-Йоркскую фондовую биржу брокером. Семен сидел у терминала и ловил колебания рынка, покупая на минимуме и продавая на максимуме. Я не видел и не слышал Гринберга десять лет, а вчера в три ночи раздался звонок с его голосом.
Семен говорил, что рынок упал на тридцать процентов, что остановили торги, что директор «Мерир Линча» выбросился из окна, а его секретарша сидит и истошно воет. Потом помолчал немного и вдруг спросил: «Слушай, Слав, а как называлась моя диссертация?»
«Динамика конкурентной борьбы в пространственно распределенных экосистемах типа ресурс – потребитель», – ответил я.
Полковник Сидоров
Полковник нашей войсковой части номер сто пятнадцать Сидоров пошел на Отечественную войну в шестнадцать лет, приписав себе за счет большого роста и широких плеч два лишних года. Мы, сопливые лейтенанты, все его уважали, потому что он хватал нас, пьяных, за грудки и орал: «Выпил одну бутылку, выпил две, выпил три – остановись!». За это мы не падали в сугроб, а крепко стояли на ногах и, проходя мимо, отдавали честь, а Сидоров нас прощал.
В тысяча девятьсот семьдесят девятом году на учениях «северных» и «южных» полковник Сидоров послал свой полк не в ту сторону, и ему в штабе сказали, что пора на дембель: дескать, и так ты один из последних героев войны с двумя орденами Славы в строю.
Сидоров долго буянил, но потом подал документы, и в архиве обнаружилось, что за форсирование Одера он получил и третий орден Славы, сравнявшись с Героем Советского Союза, а награда затерялась, потому что попал он с ранением в госпиталь, где провалялся полгода, а после лечения – снова в бой.