Солонго. Тайна пропавшей экспедиции
Шрифт:
– Идём! – шёпотом приказала Марина Викторовна.
– Стой! – Артём не понимал, что она делает.
Мама схватила его за руку и повела за собой к лестнице.
Они быстро, перескакивая через ступени, ударяясь о бревенчатые стенки, поднимались наверх.
– Хозяева?!
Голос был совсем близко. Доносился, должно быть, из гостиной.
Поднялись на удивление быстро. Спуск казался бесконечным, уводящим в самые недра, а тут хватило нескольких секунд, чтобы вновь выйти на первый этаж.
Под ногами скрипнули щепки от разбитой дверцы поставца. Артём весь задрожал от этого звука. Подумал,
– Закрой, – быстро прошептала мама и пошла в гостиную.
– Ты куда? – Артём спросил так тихо, что сам не услышал своих слов.
Оставшись один в комнате, он замер. Нужно было передвинуть поставец, но Артём отчего-то медлил. С сожалением посмотрел в тёмный проём. В дедушкином кабинете было бы спокойнее. Забежать в тесный коридорчик. Задвинуть за собой поставец – плотно, чтобы никто не догадался о том, где Артём прячется. И переждать там. В безопасности. «Нет. Я не оставлю маму. Да и как я собирался двигать за собой шкаф?..»
В гостиной послышались голоса.
– Здравствуйте! – Мама говорила спокойно, без страха.
– Вы простите, я уж думал, с вами чего случилось. – Мужской голос. Тот самый, что до этого звал хозяев. – Дверь была открыта, вот я и зашёл.
Артём постарался как можно тише сдвинуть поставец к стене. Сделать это было не так просто. Ножки тяжело поскрипывали по старым бороздкам.
Должно быть, услышав скрип, мама заговорила громче – хотела скрыть эти звуки от нежданного гостя.
– А мы испугались, что это воры пришли – вернулись за телевизором и микроволновкой. – Марина Викторовна неуклюже, неестественно засмеялась.
– Ну что вы, что вы. Я так думаю, они уже не вернутся. Да и не воры это были, а шпана какая. Поколотили всё да сбежали. У нас такое случалось.
Артём наконец задвинул поставец. На всякий случай прикрыл бороздки выломанной дверцей и вышел в гостиную.
Незнакомец оказался соседом. Муж Бэлигмы. Весь сухой, чуть сгорбленный, с широким рваным шрамом на лбу. Он был одет в коричневую энцефалитку, будто вышел из тайги. На бритой голове виднелось ещё несколько шрамов поменьше. Жёсткая рыжая щетина плотно покрывала щёки. Воротник энцефалитки был расстёгнут, и виднелась тугая, вся в бордовых морщинах шея. Несмотря ни на что, старик выглядел вполне приветливым. У него была мягкая, добродушная улыбка. Глаза смотрели ясно и бодро.
– Фёдор Кузьмич, – сосед протянул Артёму большую, но на удивление холёную руку. Помолчав, добавил: – Нагибин. А с моей женой вы уже знакомы.
– Вы, наверное, за отвёртками пришли! – догадалась Марина Викторовна и посмотрела на сына. По его взгляду поняла, что он тоже не помнит, где их оставил.
– Ну что вы, не переживайте. Пользуйтесь сколько надо. Жена вот просила вам помочь. Но я вижу, она зря переживала. В этом доме уже есть мужчина. – Фёдор Кузьмич подмигнул Артёму.
Юноша с подозрением посмотрел на старика, но остался доволен его словами.
– Я, знаете, дружил с вашим отцом. Ну, насколько вообще возможно дружить с таким человеком. Вы, конечно, понимаете, о чём я, – Фёдор Кузьмич усмехнулся.
– Понимаю, – улыбнулась Марина Викторовна. – Спасибо вашей жене. Она столько сделала для отца.
– Бэлигма? – старик рассмеялся твёрдым
Марина Викторовна растерянно приоткрыла рот – не знала, что сказать.
– Думаю, вы уже почувствовали силу её заботы, – Фёдор Кузьмич прищурился и говорил шёпотом, будто обсуждал какую-то тайну. – Ну, её можно понять. Воспитала двух сыновей. Для бурят ведь это и не семья вовсе. Ей бы ещё парочку и дочь в придачу, была бы спокойней. А так носится, как наседка без птенцов, ищет, кого бы одарить своей заботой.
Марина Викторовна кивнула.
– А цветы…
– Цветы – это жена сама принесла. Ваш отец от любых цветов бежал как от чумы. А уж Бэлигма, как он пропал, позаботилась о красоте дома. На свой манер.
– А почему вы с дедушкой не пошли? – спросил Артём и сделал шаг вперёд.
– Артём! – Марина Викторовна укоризненно посмотрела на сына.
Фёдор Кузьмич с сожалением пожал плечами.
– Мы с твоим дедом ходили. И не раз. Но сам знаешь, у Вити были свои тараканы. В последний раз он меня не позвал. Видно, зря.
– А куда он пошёл, вы знаете?
– Этого я не знаю. Твой дед умел хранить тайны, – Фёдор Кузьмич опять подмигнул Артёму. – Даже от друзей.
– Да уж, – кивнула Марина Викторовна.
– Ну, не буду вам мешать. Раз всё спокойно, я пойду. Если что, обращайтесь. Я, конечно, не Бэлигма, но друзей без помощи не оставлю.
– Спасибо.
Марине Викторовне понравился старик – она надеялась со временем узнать от него побольше о последних годах жизни Виктора Каюмовича. За разговором успела позабыть о дневнике отца, а теперь, вспомнив, почувствовала, как на глазах опять теплеют слёзы.
Едва Фёдор Кузьмич ушёл, Артём отыскал среди дедушкиных инструментов старую, местами проржавевшую защёлку и прибил её на место вырванного замка. Так было спокойнее.
Убедившись, что защёлка держится крепко, зашторили окна, опять спустились в потайную комнату, вынесли оттуда всё содержимое сейфа и, разместившись в спальне на втором этаже, принялись дальше читать записи. О том, чтобы лечь спать, ни Артём, ни Марина Викторовна не думали. Понимали, что всё равно не уснут.
Для начала осмотрели нефритовую фигурку. В ней не было ничего примечательного. Медведь с головой старика. На лапах и затылке – незамысловатые узоры. Артём упросил маму оставить статуэтку ему – на память о дедушке. Он не признался, что, выходя из кабинета, сорвал себе одного из утаргалжинов. Тоже на память. Хотел повесить над своим столом в Иркутске. Он и сам мог бы сложить птичку-оригами, но ему была важна именно такая, сделанная дедушкой.
Рисунки во второй папке оказались диковинными. На них были изображены олени с рогами, перевязанными верёвкой, медведь, цепью прикованный к скале, какая-то клетка, наполовину утопленная в болоте, большой ветвистый сухостой, увешанный, кажется, берёстовыми коробами, странная площадка, окружённая массивными валунами, и статуэтка – та самая, что забрал Артём, только украшенная символами по всему телу.
Значения этих рисунков разгадать не удалось. Марина Викторовна была уверена, что их, в отличие от рисунков в коридоре, нарисовал именно Виктор Каюмович – тут хорошо угадывалась его старательная, но отчасти неуклюжая манера с ошибками в пропорциях.