Соловьиная роща
Шрифт:
– Он не Дон Кихот, Саша. А просто доверчивый человек, - выпустил дым Алексей.
– И очень порядочный. Предельно. Таких людей теперь днем с огнем не найдешь.
– Еще бы!
– подхватил агроном.
– Чтобы так землю любить! Это уметь надо. Земля
– Да я это знаю, мам, - раздраженно заходил по кухне Витя.
– Что ты, за маленького меня считаешь? Мы с ней уже два года любим друг друга. А ты мне прописные истины говоришь.
– Ну, не буду, не буду!
– засмеялся Владимир Ильич, отдавая книгу врачу.
– В конце концов, здесь вы главнокомандующий.
– Вот именно, - серьезно промолвил Тимошенко и положил лупу на карту. Так что давайте, товарищи, не будем бросаться напролом. Выигрывают не числом, а умением.
– Конечно, - пробормотал Шульга, всматриваясь в позицию. Он взялся за коня.
Тот испуганно шарахнулся от него, косясь смоляным глазом.
– Балуй, балуй у меня...
– процедил Полоз и вдруг резко ударил кнутовищем.
Зина вскинула к лицу руки. Кровь брызнула сквозь пальцы.
– Я повторяй, - склонился над ней офицер.
– Ви будет говорить? Будет?
– Конечно буду, - протянула нараспев Василиса и взяла пирожок.
– Как же я без твоих пирогов уйду!
– Так и уйдешь, - выпрямился чернобородый.
– Как пришла, так и уйдешь. А комиссарам своим передай: батька Бугай на поклон к ним не пойдет. Скорее они к нам приползут, когда хвосты им подпалим.
– Руки коротки, - смело проговорил парень, глядя в упор на пьяных друзей Валентина.
– Ах, ты таак...
– протянул тот и быстро сунул мину в ствол миномета.
Раздался грохот и вода с ревом обрушилась в новое русло.
– Ура!
– закричали рабочие, швыряя вверх фуражки.
– Ну, вот и дождались!
– радостно обнял Сотникова Шестопалов.
– Погодите радоваться...
– посеревшими губами пробормотал Николай.
– А что такое?
– удивленно посмотрела на него Юля.
– Война...
– глухо проговорил Есин и опустил голову.
Несколько минут в комнате царила тишина. Потом Косталевский вздохнул, подошел к Егору и опустил на его плечо свою тяжелую руку:
– Ладно. Не расстраивайся. В жизни еще не то бывает.
– Конечно, - поддержал его Ашот, поправляя очки.
– Если из-за каждого пустяка так убиваться, тогда и жить-то не надо.
– Жизнь - штука суровая, - пробормотал в усы дед Викентий.
– Ее, сынок, перемочь надо. А не переможешь - так она тебя, как соломинку, переломит. Тот, кто жизнь перемог - в памяти людской увековечился. А такому человеку и море по колено.
– Верно!
– выпрямился Котька, и в молодых глазах его заблестели слезы.