Соловушка НКВД
Шрифт:
Газета ни словом не упомянула о патриотическом репертуаре, умении исполнительницы держаться на сцене, проникновенном пении, донесении до слушателей всех нюансов романсов. Когда Надежда пожаловалась мужу на невнимание берлинской прессы, Скоблин постарался успокоить:
– Напрасно расстроилась. Центр русской культуры не здесь, а у нас в Париже, где Дягилев организовывает «Русские сезоны», осели Стравинский, Анна Павлова, Коровин, Глазунов, Марк Шагал, Бенуа. А какая плеяда русских литераторов выбрала местожительством не Берлин, а Париж? Бунин и Аверченко, Мережковский со
Плевицкая согласно кивала и строила планы мести берлинским газетчикам.
«Погодите, господа критики, еще узнаете, что собой представляет Плевицкая! Будете рыдать от моих песен! Коль очерствели душой, лишены чувства прекрасного, черт с вами, пою не для шелкоперов, а для россиян, чья оценка мне дороже статей!..»
После накрытого дождевыми тучами Берлина Рига встретила редким в начале осени в Прибалтике солнцем.
Поезд опоздал, местные журналисты разошлись, не дождавшись певицы. Еще больше Надежду и Скоблина расстроил распорядитель концертов – из-за его нерасторопности произошла накладка: вместо запланированного на завтра выступление должно состояться сегодня, мало того – через пару часов.
– С дороги и прямо на сцену? Увольте, только не выступление! Необходимо отдохнуть, выспаться, привести себя в порядок! – взмолилась Надежда.
– Но, мадам, проданы все билеты вплоть до входных и на приставные места, стулья поставили даже в оркестровой яме, – заныл распорядитель, он же директор. – Перенести концерт невозможно! О возврате денег не может идти речи: рижане не простят сорванный концерт, его так ждали, особенно беженцы с вашей родины!
Плевицкая смотрела на плюгавенького, с бегающими глазами человека и с трудом сдерживала гнев.
– Концерт состоится, – наконец пришла к решению. – Публика ни в чем не виновата, ей наплевать, что нерадивый напутал со сроком. Буду петь. Но чтобы не опозориться, необходимо хотя бы часок побыть в одиночестве.
Скоблин хотел возразить, что решение абсурдно, нельзя мчаться с корабля на бал, следует проверить акустику зала, прорепетировать с концертмейстером, настроить привезенную гитару. Но, зная упрямство супруги, промолчал.
В отеле Надежда Васильевна приняла душ, переоделась и ровно на час скрылась в спальне.
Концерт начался без опоздания. На сцену певица вышла жизнерадостной и свежей, никакого намека на усталость, будто не было девяти проведенных в вагоне часов.
Концерт прошел без сучка и задоринки. После исполнения каждой песни певицу награждали шквалом аплодисментов, пышными букетами осенних цветов. В благодарность за прием Плевицкая спела на бис романс про ямщика. Лишь вернувшись в отель, без сил рухнула на постель.
Проспала до полудня следующего дня. Проснулась, когда в лицо ударили солнечные лучи. Вставать не спешила – было лень умываться, заказывать завтрак. Выпростала из-под одеяла руку, провела ладонью по лицу, словно смахивала следы усталости.
«Ни за какие коврижки не стану больше выступать в день приезда! Еще один такой концерт, и отдам Богу душу!..»
Повернулась на другой бок и услышала за дверью голоса. Разговаривали Коля и…
«Ковальский? Здесь? Без предупреждения? Или Коля знал о его появлении?»
Хотелось думать, что курьер прибыл исключительно, чтобы исполнить обещание побывать на концерте, но отбросила эту мысль. Накинула халат. Причесалась, но краситься не стала. Вышла в гостинную.
– Боже, кого вижу? Сколько лет, сколько зим! Здравствуйте, мастер делать комплименты! Не ожидала! Сколько минуло времени с нашего прощания?
– Почти полгода, – напомнил Ковальский.
– А кажется, будто расстались лишь вчера. Не забыть, как с аппетитом уплетали мой ужин. Накормлю и сейчас.
Плевицкая хотела позвонить в ресторан, чтобы заказать в номер обед, но Ковальский положил руку на телефон.
– Не надо, чтобы в ресторане знали, что у вас гость.
– Закажу лишь на две персоны, а официанта не пущу на порог. – Надежда Васильевна хитро улыбнулась, давая понять, что она не профан в конспирации, обернулась к мужу: – Почему не предупредил о госте?
Скоблин виновато ответил:
– Центр не уточнил, когда ждать.
– Приказ отбыть в Ригу получил за час до отхода поезда, – подтвердил Ковальский.
– Как доехали?
– Без происшествий.
– К нам прямо с вокзала?
– Нет, ожидал условленного часа, коротал время в пивной.
– И, конечно, не обедали, а в дороге питались всухомятку?
– Не хотел покидать купе, мозолить пассажирам глаза.
Плевицкая не могла не воспользоваться встречей с человеком, который вчера еще гулял по Москве, забросала вопросами о новостях культурной жизни, премьерах, концертных программах.
Ковальский поднял руки.
– Смилуйтесь, не требуйте невозможного. Я не театрал, далек от искусства, редко выбираюсь даже в кинематограф.
– Вылетело из головы, с кем имею дело. У людей вашей профессии на первом месте работа, точнее, служба, все остальное, в том числе искусство, на десятом.
Заказанный на двоих обед поделили на троих. Ковальский с жадностью набросился на еду.
Плевицкая улыбнулась.
– Люблю голодных мужчин с горящими глазами.
Справившись с едой, Ковальский попросил у Скоблина бритву.
«Бриться на ночь глядя? – удивилась Надежда. – Так поступают лишь истинные французы, когда спешат на ночное свидание».
Ковальский принес извинения хозяйке, снял пиджак. Распорол бритвой подкладку, достал шелковый лоскуток. Плевицкая взяла лоскут, ушла в ванную, выбрала среди флаконов лосьона, шампуня, туалетной воды нужный, смочила лоскут, на шелке проступили колонки пятизначных цифр. Теперь следовало заняться расшифровкой. Крикнула мужу, чтобы принес Библию.
Послание Центра Скоблин прочел дважды – первый раз бегло, вторично – вчитываясь в каждую фразу. Затем сжег листок в тарелке.