Соловушка НКВД
Шрифт:
«Напрасно женщинам отвели в разведке второстепенные роли, тогда как мы куда терпеливее мужчин, прозорливее, обладаем более тонкой интуицией, легче переносим болезни и всякую боль, обладаем цепкой памятью, одним словом, талантливее сильной половины человечества, можем лидировать…»
Она еще раз пробежала составленный мужем текст и решительно вычеркнула несколько слов, отчего шифровка получилась лаконичнее.
«Фермер» Центру:
На ваш запрос о ген. Кутепове сообщаю: генерал от инфантерии, дворянин. Участник трех войн. В Добрармии с начала ее формирования, где прошел путь от командира роты до нач. 1-й пехотной дивизии. Освобождал Новороссийск, где стал губернатором. Командовал армейским корпусом у Врангеля.
Преемник барона в РОВС. В настоящее время РОВС держится на его энергии. Скрытен – никого не посвящает в свои планы. Во всем точен, пунктуален. Живет с женой, сыном-гимназистом. Имеет денщика. Властен, даже деспотичен. Одержим ненавистью к новой России. С его приходом организация стала сильнее, опаснее… Храбр до безрассудства. Обладает сильной волей. Трижды был ранен. Монархист. Его канцелярия на рю де Карма. Бывает на богослужениях в храме на рю Дарю…
Резолюция:
Затребовать у «Фермера» его связи с генералитетом РОВС для вербовки некоторых из них, получения подробных характеристик.
Необходимы обзоры деятельности РОВС за каждый квартал. Нет ли возможности для перехода «Фермера» в их разведку? Верны ли сведения, что ген. Кутепов дальний родственник «Фермера» или «Фермерши»?
Пусть супруги возобновят связи с К., что пригодится в недалеком будущем.
А. Артузов [3]
Запись на полях:
Ген. К. не родственник, был лишь посаженным отцом на их свадьбе.
3
Артур Христофорович Артузов (Фаручи) в ВЧК с декабря 1918 г. Помощник начальника Секретно-оперативного управления, начальник Иностранного отдела, одновременно зам. начальника 4-го Разведуправления Генштаба РККА. Арестован в мае 1937 г., расстрелян в августе того же года. На стене камеры оставил надпись: «Честный человек должен убить Сталина».
«Сильверстов» Центру
Направляю прошение ЕЖ-13 в ЦИК о персональной амнистии. Написано симпатическими чернилами «пурген», проявляется аммонием-щелочью. Новый пароль для нового курьера – визитная карточка с оторванным уголком: ЕЖ-13 будет говорить лишь при предъявлении такой карточки…
Заявление
ЦИК СССР
от Николая Владимировича Скоблина
Нахождение в активной борьбе против советской власти показало мне печальную ошибочность моих убеждений.
Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих поступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне гражданства СССР.
Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против Советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам. 10 сентября 1930 г. Скоблин
Аналогичное заявление написала «Фермерша».
Подписка
Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной Армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории.
За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.
Б [ывший] генерал
Николай Владимирович Скоблин
Глава шестая
Похищение-1
Когда мы в Россию вернемся… но снегом ее занесло,
Пора возвращаться. Светает. Пора бы и двинуться в путь.
Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь.
Январское утро 1930 года выдалось в Париже холодным, с леденящим ветром, который чуть ли не валил с ног прохожих. Порывы ветра гудели в проводах, узких улочках, гремели незакрепленными ставнями, раскачивали деревья.
– Надень бекешу и подними воротник.
Скоблин не обратил внимания на слова жены, но Плевицкая была настойчивой:
– Выпал снег, правда, быстро растаял, но улицы покрылись ледяной коркой. В Москве шел бы всю ночь и к утру повсюду лежали сугробы.
– Да-да, – не поднимая головы от тарелки с омлетом, сказал генерал. Встрепенулся, взглянул на Надежду. – Прости, что сказала?
– Нынче стужа, изволь одеться потеплее.
– Ты права, – согласился Скоблин. – Не забудь, вечером идем в ресторан с четой Кутеповых. Будь, пожалуйста, готова к семи.
О посещении ресторана муж сказал мимоходом, как о ничем не примечательном событии, словно с Кутеповыми приходилось ужинать довольно часто.
«Если сумел уговорить всего остерегающегося Кутепова провести вечерок в ресторации, значит, начал выполнять приказ Центра, – подумала Плевицкая. – В неофициальной обстановке легче завязать нужную чекистам дружбу…»
– В будущем предупреждай заранее, когда хочешь взять меня с собой. Для выхода в свет требуется время – дамы не столь скоры на сборы, как военные, им нужно навести на себя лоск.
– Извини, но Кутепов дал согласие лишь вчера, – признался Скоблин. – Выстраивал вечером план своего поведения и забыл предупредить. У тебя впереди целый день для приведения себя в надлежащий вид, впрочем, ты всегда в отличной форме, – лестью Николай Владимирович обезоружил жену. – Сам бы вряд ли принял приглашение, помогла его Лида, она вспомнила о нашей свадьбе, изъявила желание провести вечер с тобой, и муж не смог отказать. Не мне тебе говорить, что вечер может дать много для сближения с начальником, от которого в РОВС зависит все – и планы, и рост организации, и осуществление террора в России. Надо постараться помочь расслабиться, быть откровенным. Давно виделась с его мадам?
– Чаще перезваниваемся, нежели встречаемся. Долго сидим на телефоне, сплетничаем о своем, женском.
– А когда последний раз разговаривала с генералом?
– В соборе на богослужении перебросились парой незначительных фраз.
– Сегодня отведи душу воспоминаниями.
Больше за завтраком не было произнесено ни слова.
Скоблин доедал остывший омлет и размышлял: «Все говорит за то, что Центр нацелился на Кутепова: с некоторых пор, как сообщили в шифровке, генерал точно кость в горле СССР. На Лубянке считают, что он чуть ли не главный виновник взрыва партийного клуба в Леонтьевском переулке, наставлял Бориса Коверду стрелять в Варшаве в полпреда большевиков Петра Войкова, тем самым отомстить за его комиссарство на Урале, руководство убийством царя с семьей. Приложил Кутепов руку и к неудавшемуся покушению на Бухарина… Если судить, как Александр Павлович ведет себя на заседаниях штаба, что требует от подчиненных, похоже, что весьма крепко держит бразды правления, не умаляет заслуг Врангеля».
Скоблин вытер салфеткой губы и произнес не относящуюся к завтраку фразу:
– Рыба тухнет с головы, значит, надо рубить голову.
Плевицкая поняла, что имеет в виду муж, и подумала, что Кутепов не тухнет, а здравствует, находится в зените славы, сравнивать его с рыбой неуместно.
Выкуривая после завтрака ароматную тонкую сигару, Кутепов обратился к жене:
– Нынче приглашены на ужин в русский ресторан. Как видишь, послушно выполняю твою рекомендацию не быть бирюком. С нами будет чета Скоблиных.
– Я рада! – воскликнула Лидия Давыдовна. – После их свадьбы мы стали вроде родственниками. – Свидетели на свадьбе не родственники. – Мы подруги.
– Скоблин изъявил желание вернуться в политику, видимо, наскучило лишь организовывать концерты жены, захотел настоящего дела. – В отличие от некоторых в твоем окружении, он не карьерист.
Оценка Скоблина не пришлась Кутепову по душе, но супруге никогда не перечил.
– Ты права, у него немало заслуг. Нет ничего зазорного, что помогает жене, главное, не растерялся в эмиграции, не упал духом. Хорошо, что большую часть жизни вращался не в артистической среде. Я держал его в отдалении и присматривался. Лидия Давыдовна перебила: