Соловушка
Шрифт:
— Нет, не ошиблась, — рассмеялась Милана. Ей было легко с ними. У неё никогда не было друзей, ей хватало разновозрастного общения в семье. — Что делать, если цыганка и есть?
— Хорошо, что мы оказались там, правда, Андрей? А ведь это потому, что у меня фобия, я боюсь летать. Вот ты смеёшься надо мной всегда, а не окажись мы там, кто бы Милане помог?
— Точно, точно! Ты как всегда права, дорогая, — Андрей, смеясь, поцеловал руку Риты.
— И что с работой в итоге, Мила? — спросила Рита.
—
— А с делопроизводством что? Секретарь же нужен был, вроде, ты говорила, когда я на следующий день звонил, — удивился Андрей.
— Это было под вопросом. Зависело от завкафедрой, а он был в отпуске. Когда вернулся, сказал, что без опыта работы не возьмёт.
— А кто у нас завкаф? — задумчиво спросил Андрей.
— Я сама его не видела, он со мной не говорил, только документы посмотрел в отделе кадров. Какой-то Никита Андреевич.
Рита подняла бровь, они с Андреем переглянулись, но ничего больше по этому поводу не сказали.
— Я вас что собрал-то, дамы! — вдруг встрепенулся Андрей. — Завтра выходной, но отец будет в обсерватории, и я с ним договорился об экскурсии. Я же обещал тебе, Мила! А ты, Рита, всегда готова, я знаю. Едем?
— Ура, ура! — Рита захлопала в ладоши. — Это круто, Мила! Конечно, едем! Мой свёкор великолепно рассказывает!
— Твой папа тоже работает в институте? — удивилась Милана.
— Да, я же говорил, все мужчины у нас в семье астрофизики. Отец — доктор физико-математических наук. Дед — профессор, но они с бабушкой живут в Москве.
— А мама?
— Мать с отцом развелись три года назад, она живёт в Питере, работает в Пулковской обсерватории. Мама тоже астрофизик.
Они довольно долго просидели в кафе, а потом ещё пошли в кино. Милана хотела отказаться, оставить их вдвоём, но Рита ничего и слушать не желала.
На следующий день они заехали за Миланой во второй половине дня. Предстояло ехать около семидесяти километров; доберутся как раз к тому времени, когда начнёт темнеть. Днём мало что увидишь в телескоп.
…Никогда ещё Милана не видела таких фантастических сооружений, словно из фильмов про инопланетян. Светлый купол уходил ввысь, в самое небо. Чтобы прийти сюда, они поднимались в гору.
Андрей позвонил по телефону, и через минуту их впустили. Сначала они шли по довольно сумрачному коридору, и лишь оказавшись в зале, Милана разглядела того, кто их встречал.
Это был тот самый высокий незнакомец, её строгий критик, который слушал в институте, как она пела.
— Знакомьтесь, это мой отец, Никита Андреевич Морозов, тот самый завкаф, — ехидно улыбнулся Андрей после взаимных приветствий. — А это Милана, наша подруга.
— Очень приятно, — Милана опять слегка поклонилась.
— Взаимно, — холодно ответил отец Андрея. — Только непонятно, почему я «тот самый»?
— Потому что все ждали тебя из отпуска, а ты вернулся и не принял Милану на должность секретаря.
Милана вспыхнула, ей хотелось сквозь землю провалиться. Зачем Андрей заговорил об этом?!
— Аа, я «тот самый злой завкаф», а вы та самая Милана Сергеевна! Надеюсь, вы не обижены? На кафедру нужен секретарь с опытом работы, а у вас его нет, увы!
— Нет, не обижена, и мне не нравится этот разговор. Я люблю свою работу, меня всё устраивает.
Рита, которая ходила вдоль стен, разглядывая аппаратуру, и не видела напряжения на лице Миланы, беззаботно сказала:
— Не переживай, Мила! Я у нас в универе узнаю. У нас ВУЗ огромный, постоянно кто-то увольняется или в декрет уходит. Вдруг повезёт?
Никита Андреевич молчал, нахмурившись. Казалось почему-то, что идея невестки не внушает ему энтузиазма.
Андрей и Рита встали у одного телескопа, а Никита Андреевич и Милана у другого, самого большого.
…Если бы Милане сказали когда-нибудь, что она окажется в обсерватории, у огромного телескопа, и увидит самые настоящие Пояс Ориона, Кассиопею, Луну и ещё много чего, не говоря уж о звёздах, — не поверила бы! Как ей всё-таки повезло, что Андрей и Рита заметили её, и что он не прошёл равнодушно мимо!
Никита Андреевич, действительно, оказался замечательным рассказчиком, Рита не преувеличивала. Милана с замиранием сердца слушала его, а он, видя её восторг и неподдельный интерес, воодушевлялся ещё сильнее.
Они возвращались в Иркутск поздним вечером. Морозов-старший сказал, что странно будет, если молодёжь поедет втроём, а он на своей машине — в одиночестве. Пришлось Милане сесть к нему, хотя она очень смущалась, боялась его. Это у телескопа всё было как-то просто и естественно, а теперь она время от времени украдкой бросала взгляды на его холодный профиль и мечтала об одном: чтобы он с ней не заговорил.
Напрасно надеялась.
— Послушайте, Лана (никогда и никто не назвал её так, хотя как только ни называли), я как человек, который прожил в Иркутске всю жизнь, вижу, что вы не местная. Откуда приехали? И что вас привело сюда?
Милана собралась с силами и ответила вполне спокойно и естественно: назвала место, откуда приехала.
— Ого! — Никита Андреевич даже тихо присвистнул. — И что вас привело за тридевять земель? Желание мыть окна и пол в институте солнечно-земной физики?
— Можно я не буду рассказывать, что привело? Скажу только, почему осталась. Это странно, но привыкла к городу, который мне сначала совсем не понравился. А самое главное, очень хочется увидеть летний Байкал. Зимний уже видела. Вот побываю на Байкале, а там уж, может, и уеду обратно.