Солженицын и Сахаров
Шрифт:
Молчание Солженицына и его нежелание высказываться о делах в СССР привело к тому, что и в нашей стране быстрое развитие гласности и относительной свободы слова и печати привело к появлению новых имен и авторитетов. О Солженицыне начали просто забывать, а многие из молодых его никогда не читали. В кругах интеллигенции бурно обсуждался фильм Тенгиза Абуладзе "Покаяние", роман Анатолия Рыбакова "Дети Арбата",
75
роман Владимира Дудинцева "Белые одежды", публицистика "Огонька", "Московских новостей", "Литературной газеты", но не забытые уже тексты "Самиздата" и недоступные для большинства книги "Тамиздата". Тот не слишком длительный взрыв интеллектуальной и политической активности, который происходил в стране в 1988-1989 годах, происходил без упоминания имени Солженицына.
Вообще, включение недавних диссидентов в активную политическую жизнь страны происходило с трудом - на это было много причин. Власти еще не доверяли диссидентам: - их требования казались слишком радикальными. Но и диссиденты еще не доверяли властям; здесь было немало людей, которые еще совсем недавно участвовали в репрессиях и в публичном поношении диссидентов. Поэтому на первый план в 1988-1989 гг. выходили те люди, которых Евгений Примаков позднее называл "диссидентами в системе". Это были относительно либеральные работники из партийных органов, из литературных союзов и других творческих объединений, и из печати. Из этой среды и вышли все первые "прорабы перестройки" и проводники "гласности". К возможной публикации книг Солженицына эти люди относились с большими сомнениями и осторожностью - не опрокинуть бы все еще хилую лодку "перестройки".
Первый громко прозвучавший голос принадлежал газете "Книжное обозрение" - не самой известной и влиятельной среди советских газет. 8 августа 1988 года газета опубликовала на своих страницах большое письмо Елены Чуковской, внучки Корнея Чуковского - о близости всей семьи Чуковских и семьи Солженицына было известно - "Вернуть Солженицыну гражданство СССР". "Пора прекратить, - заключала свое письмо Елена Чуковская, - затянувшуюся распрю с замечательным сыном России, офицером Советской армии, кавалером боевых орденов, узником сталинских лагерей, рязанским учителем, всемирно-знаменитым русским писателем Александром Солженицыным и задуматься над примером его поучительной жизни и над его книгами". В последующих номерах газета привела отклики читателей, большинство которых поддержало Е. Чуковскую, но были и такие, кто решительно возражал против возвращения писателя. Но немало было и таких, кто писал, что ничего не знает о Солженицыне. Даже сама газета в редакционном комментарии писала, что ее читатели все больше и больше интересуются
76
творчеством Солженицына, но "мы не знаем, что и как он писал в изгнании".
В идеологических службах ЦК КПСС мало кто понимал "проблему Солженицына". Еще в октябре 1988 года член Политбюро Вадим Медведев собрал специальное совещание с участием не только работников аппарата ЦК КПСС, но и руководящих работников КГБ СССР. Часть участников совещания выступила за сохранение в полном объеме жесткой линии по отношению к Солженицыну. Но другие считали, что нужно разграничить идеологическую и правовую проблемы. На такой позиции стоял, по свидетельству В. Медведева, и Горбачев, но он предпочитал публично не высказываться. Поэтому разного рода инструктивные совещания в ЦК КПСС - с деятелями интеллигенции и журналистами - проводил Вадим Медведев. Это были закрытые совещания, никакой информации о них в печать не передавалось. Между тем давление общественности возрастало. В Московском Доме кино, который превратился тогда в своеобразный клуб демократической интеллигенции, 12 декабря 1988 года состоялось большое собрание по случаю 70-летия Солженицына. Здесь было много писателей, ученых, деятелей культуры, и все они поддерживали требования о возвращении Солженицыну советского гражданства и членства в Союзе советских писателей. Игнорировать эти требования было невозможно, но М. Горбачев продолжал ждать выводов и предложений от Идеологической комиссии ЦК КПСС, члены которой, по признанию В. А. Медведева, только теперь взялись за внимательное чтение "Архипелага ГУЛАГа". Именно эта книга стала причиной высылки Солженицына из СССР. Но и теперь многим ее читателям из ЦК КПСС она казалась слишком "опасной".
Весной 1989 года активность демократической интеллигенции и ее требования о возвращении Солженицына в нашу страну и в литературу возросли. Небольшой московский журнал "Век XX-й и мир" опубликовал в № 2 за 1989 год статью-обращение Солженицына "Жить не по лжи", которое было написано 12 февраля 1974 года - за два дня до высылки писателя из СССР. Несколько раз обращался к Горбачеву и в ЦК КПСС с просьбой разрешить публикацию сочинений Солженицына и главный редактор журнала "Новый мир" Сергей Залыгин. Горбачев дважды беседовал с Залыгиным, но откладывал свое решение. Уже в первые месяцы 1989 года появилась возможность издания романа Солженицына "Раковый корпус", рассказов "Матренин двор" и
77
"Один день Ивана Денисовича", даже романа "В круге первом". Однако писатель был тверд: его первым произведением, которое он хочет и позволяет издать на Родине, должен быть только "Архипелаг ГУЛАГ", ибо именно эта книга стала главной причиной его изгнания из СССР. Однако все прежние решения Политбюро в отношении этой книги не были отменены, и у В. А. Медведева не было полномочий принимать какие-то другие решения. К тому же он не скрывал своего отрицательного отношения к "Архипелагу". Защитников этой книги в Политбюро не было.
Обстановка в стране существенно изменилась в начале лета 1989 года в связи с началом работы Первого Съезда депутатов СССР. Это был скачок в развитии гласности, в результате которого ЦК КПСС, Политбюро и Горбачев начали терять контроль за развитием многих политических, национальных, а тем более литературных процессов. Более 50 писателей, драматургов, деятелей кино, композиторов были избраны народными депутатами СССР. Это была влиятельная группа, с мнением которой было нельзя не считаться. Прежняя опека ЦК КПСС над деятельностью творческих союзов становилась невозможной. Многие из проблем эти союзы могли решать теперь без какой-либо санкции ЦК КПСС. В конце июня 1989 года Секретариат Союза Советских писателей постановил отменить свое решение от 5 ноября 1969 года об исключении Солженицына из Союза писателей СССР. Одновременно писателям - членам Верховного Совета СССР было поручено поставить вопрос о полной государственной реабилитации Солженицына. Уже в августе 1989 года в разных журналах и газетах началась публикация отдельных рассказов и публицистики Солженицына, отрывков из книги "Красное колесо". Появились большие очерки о судьбе Солженицына, один из них был написан Виктором Астафьевым, другой Владимиром Лакшиным. Журнал "Новый мир" объявил о подготовке к публикации отдельных глав "Архипелага". По свидетельству Вадима Медведева, в июле 1989 года вопрос о Солженицыне и его книгах был обсужден на Политбюро. Однако никакого специального постановления на этот счет принято не было, и вся информация, доложенная на заседании, была по предложению Горбачева "принята к сведению". Это означало, что писатели сами могли теперь принимать решения по своим литературным делам. Контроль за печатью почти полностью перешел летом 1989 года в руки редакторов и редакционных коллегий, и это было самой важной частью провозглашенной Горбачевым полити
78
ки "гласности". Уже в №№ 9, 10 и 11 "Нового мира" были опубликованы избранные главы "Архипелага". Однако вопреки ожиданиям одних и опасениям других, никакого переворота или даже заметного волнения в сознании общества эти публикации не произвели, основное внимание общества было приковано к текущим политическим событиям, и о Солженицыне говорили меньше, чем о Егоре Лигачеве и Тельмане Гдляне. Что-то изменилось в самой роли литературы в жизни общества, и это было неожиданным для редакции "Нового мира", для Солженицына и для всех нас.
"Год Солженицына"?
Полное и отредактированное самим писателем трехтомное издание "Архипелага" появилось в книжных магазинах в марте 1990 года и было быстро распродано, хотя тираж его составил 100 тысяч экземпляров. Однако тираж "Нового мира" в том же году достиг 2 миллионов экземпляров, тираж "Комсомольской правды" дошел до цифры в 17 миллионов экземпляров, а разовый тираж газеты "Аргументы и факты" составил 34 миллиона экземпляров. Цензура была упразднена, и в разных изданиях и издательствах началась подготовка к изданию сразу всех произведений Солженицына, которые были ранее изданы за границей. В этих условиях Сергей Залыгин объявил 1990 год "Годом Солженицына". "В историю нашей литературы, - писал он, -1990-й год войдет еще и как год Солженицына. Множество журналов будут публиковать его произведения, множество издательств напечатают его книги. Такой сосредоточенности на одном авторе, может быть, никакая литература не знала и не узнает никогда"10. И действительно, отдельными изданиями вышли в свет роман "В круге первом", повесть "Раковый корпус", сборники рассказов, пьес и киносценариев Солженицына. В разных журналах публиковалось и "Красное колесо" - от "Августа Четырнадцатого" до "Апреля Семнадцатого". Писатель не торопился давать в печать только свою публицистику.
И все же "Года Солженицына" не получилось. Очень немногие из газет и журналов выступили с рецензиями на книги Солженицына, их обсуждение проходило вяло как в литературных, так и в общественных кругах. "Прочли всего Солженицына, и ничего не перевернулось", - констатировал с упреком писа
79
тель Георгий Владимов. Такая реакция интеллигенции и общества на столь давно ожидавшееся "явление Солженицына" казалась странной. Многие помнили, что в ноябре 1962 года публикация в "Новом мире" небольшой повести "Один день Ивана Денисовича" имела громадный резонанс в стране и во всем мире. Все газеты и журналы обсуждали эту повесть; письма и отклики читателей Солженицын уносил из редакции "Нового мира" в чемоданах. Именно в это время скромный учитель физики из Рязани превратился во всемирно известного писателя, за судьбой которого на протяжении последующих двадцати лет следил весь мир. Почему же теперь наша публика на всех уровнях так слабо откликнулась на издание книг Солженицына? Я думаю, что здесь надо назвать несколько причин.