Солженицын и Сахаров
Шрифт:
Состав Думы в 1994 году был крайне пестрым, и главными фракциями здесь были фракция Владимира Жириновского и его ЛДПР, фракция правых радикал-реформаторов во главе с Егором Гайдаром и фракция КПРФ во главе с Зюгановым. Все эти политические движения относились к Солженицыну весьма критически, и он отвечал им еще более резкой критикой. Тем не менее Солженицын не исключал возможности выступления в Думе с развернутым изложением своего видения состояния России и путей ее выхода из перманентного кризиса. На одном из заседаний Государственной Думы в сентябре Станислав Говорухин и Владимир Лукин предложили пригласить Солженицына для выступления. При первом голосовании это предложение не набрало большинства голосов. Против выступили как коммунисты, так и фракции Жириновского и Гайдара. Однако фракция КПРФ вскоре изменила свое мнение, и Дума приняла решение о приглашении писателя. Выступление было назначено на 28 ок
101
тября,
Солженицын прибыл в Думу перед самым выступлением и вошел в зал в окружении десятков журналистов. В зале пустовала половина депутатских кресел. Не пришли депутаты из Правительства, а Егор Гайдар демонстративно вошел в зал через полчаса после начала выступления.
Писатель тщательно подготовился к выступлению и говорил напористо и вдохновенно. Его речь была интересной и содержательной. Но отклика в зале почти не было, лишь иногда раздавались жидкие аплодисменты. Солженицыну не задали ни одного вопроса - ни устно, ни письменно.
Конечно, писатель повторил многое из того, что уже говорил ранее: "На нас лежит ответственность перед страдающим народом. Я вынес ощущение, что народная масса обескуражена, она в шоке от унижения и стыда за свое бессилие. Людей практически выключили из жизни. У них оказался небогатый выбор: или влачить нищее существование, или постигать ремесло, как обманывать государство". Писатель осудил приватизацию, издевался над ваучерами, отмечал рост преступности, осуждал ограбление вкладчиков сберегательных касс, рисовал бедствия деревни. Он повторил слова об олигархии и коммунистической номенклатуре, "перебежавшей в демократы". "Говорят: нет денег. Да, у государства, допускающего разворовку национального имущества и неспособного взять деньги с грабителей, нет денег". Эти слова вызвали слабые аплодисменты. Говорил Солженицын о земстве, о других формах местного самоуправления, о национальных проблемах России. Он не называл имен и ничего не сказал о Президенте, но заявил в конце выступления, что Россией сегодня правит корысть, в ней господствуют эгоистические интересы меньшинства.
Выступление Солженицына было полностью показано по центральному телевидению. Оно было опубликовано газетами "Правда", "Российской газетой". Однако это выступление очень мало обсуждалось вне стен Государственной Думы. Даже активно поддерживавшие писателя газеты были обескуражены. "Прозвучавшая в пятницу речь Александра Солженицына, - писали "Известия" 1 ноября 1994 года, - была выслушана Государственной Думой с вежливым вниманием, не согретым, кажется, более ничем, кроме почтения к самому оратору и выстраданному им праву говорить все, что он хочет. Сдержанная, чтобы не сказать
102
вялая, реакция прессы на эту речь, отсутствие на нее широкого общественного резонанса позволяют заметить: выступление писателя не стало крупным политическим событием". Западные журналисты также были удивлены равнодушием думцев и публики к Солженицыну, но не могли найти объяснения. Впрочем, поведение Думы понять можно. Доминировали здесь именно те партии и фракции, которые были задеты прежними выступлениями писателя и рассматривали его как своего политического противника. Да и вне Думы не было в 1994 году ни одной политической партии, которая могла оценивать Солженицына как своего союзника. В откликах прессы сказалось, видимо, то постоянное пренебрежение Солженицына к журналистам, которое он многократно высказывал на Западе и стал повторять в России. Что касается широкой публики, то она уже устала от критических речей. Писатель в данном случае никому не открывал глаза на действительность, о которой многие из политиков и простых людей говорили еще более резко. Но население было деморализовано, оно устало от слов. Россия была затоплена критикой, и еще одна критическая речь мало кого могла взволновать. Солженицын надеялся влиять на положение в обществе своим словом, но инфляция слов была в стране даже большей, чем денежная инфляция.
Выступление в Думе не являлось инициативой Солженицына. Иное дело телевизионные выступления, которые предложил руководству ОРТ сам писатель. Речь шла не о выступлениях в прямом эфире, а о заранее подготовленных передачах по десять-пятнадцать минут каждая. Темы первых передач Солженицын определил сам: земля и земельная реформа, экономика, беженцы и культура. Передачи начались уже в августе и вызвали немалый интерес у публики и прессы. Каких-либо новых идей Солженицын не высказывал, но говорил горячо и заинтересованно. Лично мне казалось неверным, что в передачах отсутствовала полемика. Ведущий программы задавал писателю только заранее согласованные вопросы.
В сентябре передачи с участием Солженицына продолжались и стали проводиться регулярно по понедельникам в вечернее время. Темы этих выступлений менялись, но менялся и тон писателя: он становился все более назидательным. При этом Солженицын весьма уверенно говорил и о таких проблемах, о которых имел лишь самое приблизительное представление. Он делал множество предложений, но было неясно, кто и как должен их
103
осуществлять. Передачи становились все более неинтересными, и их перестали комментировать в печати. Анализ зрительских интересов показывал, что российский зритель утратил в октябре-ноябре 1994 года интерес к выступлениям Солженицына. Самая популярная из российских газет поместила в конце 1994 года весьма критическую статью Юрия Зубкова "Солженицын как телезвезда". Автор писал: "Если первые телеинтервью Солженицына оставили чувство глотка свободы, прикосновения к спокойной и мудрой силе, то от недели к неделе чувства эти менялись в сторону какой-то неловкости и досады... Усилиями выбранных им самим собеседников Солженицын теперь вещает. Быть может, у него есть на это право. Но и у нас, десятилетиями слушавших вещания все новых вождей и пророков, тоже есть право и даже обязанность - больше не принимать на веру. А вдруг окажется, что не под силу писателю, пусть и самому великому, придумать переустройство великой державы... Вдруг выяснится, что не так все просто, как видится при встречах на перроне и из писем. Что кроме законов нравственных есть и другие - экономические? Как и телевизионные, которые просто требуют, чтобы человек с экрана не вещал в застывшем величии"7.
В 1966 году в течение нескольких месяцев Солженицын получил возможность проводить встречи и литературные вечера в разных местах, главным образом в ведущих НИИ Москвы. У многих из присутствовавших в зале имелись магнитофоны, и записи, а также стенограммы этих встреч расходились затем по всей стране. Одну из таких записей - выступление писателя в Институте востоковедения 33 ноября 1966 года А. Солженицын включил в собрание своих сочинений - в один из томов своей публицистики. Я присутствовал на одной из таких встреч с Солженицыным. Они начались с чтения одного из текстов писателя - "Улыбка Будды" - вставной новеллы из романа "В круге первом". Это один из самых замечательных рассказов Солженицына, который слушателям был незнаком. Александр Исаевич читал превосходно, недаром он готовился когда-то к карьере артиста. Все слушали, затаив дыхание. Когда чтение кончилось, была тишина, потом редкие аплодисменты, тюремно-лагерные рассказы трудно приветствовать иначе. Потом пошли вопросы, на которые Солженицын отвечал с блеском и юмором. Встреча шла более трех часов, и все расходились неохотно.
В чем дело? Почему через 30 лет Александр Солженицын утратил контакт с российской аудиторией. Причин здесь, видимо,
104
несколько. Тогда Солженицын многим из нас открывал глаза, он говорил о проблемах и фактах, которые большинству из присутствовавших в зале не были известны. Но теперь в 1994-1995 гг. Солженицын повествовал о вещах и фактах, которые всем его слушателям были знакомы и обсуждались не раз. Это позволило радикал-демократам из "Выбора России", на которых писатель обрушил свою критику еще во время поездки по России, взять своеобразный реванш. "Мы надеялись, - писала Алла Гербер, - что Солженицын сумеет увидеть и понять проблемы новой России. Мы ждали слова громадного писателя, независимо от того, разделяем мы его взгляды или нет. Но взгляда не снизу, а сверху, откуда только ему и видно, что с нами происходит, куда мы, с чем и зачем. Но Солженицын все успел узнать и все понять за несколько месяцев пребывания в России, но только на уровне репортера из районной газеты. Мы прощаемся со своим Солженицыным, который теперь открывает нам истины о том, что надо мыть руки перед едой"8. "Великий русский писатель, - иронизировал по тому же поводу журнал "Новое время", - задался, по-видимому, задачей озвучить штампы перестроечной публицистики 5 или 7-летней давности со страстью человека, вопиющего в пустыне о том, что дважды два будет четыре. Четыре!"9.
Неудачные выступления на телевидении привели к снижению общего политического рейтинга писателя. С почетного двенадцатого места он переместился в конце 1994 года на восемьдесят шестое, а в начале 1995 года и вовсе был исключен из списка ста ведущих политиков России. В передаче от 30 января 1995 года Солженицын подверг резкой критике само телевидение, услугами которого он так неумело пользовался. "Сегодняшнее телевидение, проданное за деньги, народ презирает... Он понимает, что его отравляют, что ему плюют в душу каждый день. Народ-то понимает, но до этого не додумаются те, кто ведет эту политику, не додумаются, пока не взорвется что-нибудь... Нашим средствам массовой информации нужно сказать: подумайте, что вы несете народу, зачем вы отравляете народ, доводите его до бешенства?! Зачем?!"10. Это была слишком примитивная оценка и роли российского телевидения, и отношения к нему широких народных масс.