Сомнения@Google
Шрифт:
Имя ломбардца кануло в лету. Прошло много ремонтов в подъезде, которые коснулись и жилища консьержа. Клод получил приросток в несколько квадратных метров, обзавелся собственной прихожей с выходом на лестницу. Был несказанно рад этому, гордо именовал пятачок вестибюлем.
Париж шагал вместе с переменами в Европе, дух эпохи менялся. Немало вчерашних бунтарей, забыв свои левые пристрастия, пребывали в правительстве или занимались политикой.
Разорился и съехал сын домовладельца. Он был частым гостем и любителем заведений Монте-Карло.
Клод
Новые владельцы дома сделали перепланировку, под самой крышей возникло пространство, и появилась уютная квартирка. Было удивительно вдвойне, когда стало известно, кто оказался новым арендатором. Приезжий из далекой России. Тихий консьерж сильно занервничал.
Будучи олицетворением порядка, Рюше крепко врос в стекло будки вестибюля. Хозяева не подозревали, каким внутренним смятением отозвался для Клода приезд нового жильца.
Он хорошо помнил рассуждения своего деда. Старик любил посидеть с другом-типографщиком за большой бутылью вина, регулярно присылаемого из деревни. Старик имел неосторожность вложить деньги в Российский железнодорожный императорский заем. На руках были акции, когда в России начался пожар революций. Газеты писали о царившем хаосе, о диктатуре, потом вовсе упал «Железный Занавес». Дед не дождался возврата средств, не вышло и у отца. Только пожелтевшая стопка бумаг займа и старых газет, бутыль зеленого стекла – вся память о России. Потом – раскаленная по взглядам газета «Юманитэ»! Пожар и кричащая толпа, требования, перевернутые автомобили на улице. Буржуазная пресса винила марксистские взгляды газеты, усматривала московские происки.
С востока всегда шла тревога. Гулкий топот коней, несущийся из глубины веков; обмороженная гвардия великого корсиканца, сгинувшая на снежных просторах; пожар революций, войн и холодных отчуждений – все перемешалось! Грянула перестройка. Горбачев! Рухнула стена в Берлине, события замелькали, как в калейдоскопе…
«Русский! Как к нему относиться?»
Из-за стекол кабинки он здоровался, привставая. Так было положено. Наблюдал исподволь, пытался найти ответы.
Чувство настороженности не покидало, события подбросили в душевный пожар неизвестности.
«Чего ждать? Удивляться или бояться?»
Странный жилец не всегда бывал дома. Отсутствовал месяцами, появлялся на три дня, снова исчезал. Иногда приезжал с женой, красивой молодой дамой, про которую ничего нельзя было сказать, кроме того, что она могла и имела успех среди мужчин. На улице они оборачивались ей вслед.
Техник из коммуникационной компании, которая обслуживала квартал, рассказал, что русский заказал у компании лучшее оборудование, отвечающее передовым технологиям. Жилец дал щедрые чаевые, неожиданно предложил кофе.
События на улицах Парижа отвлекли внимание Франции и Клода. Пригород горел! Ночами факелы из сотен подожженных машин, глумливо называемые в прессе «автобарбекю», освещали окрестности с притихшими домами горожан. Паразитирующий сброд, всегда недовольный всем, присоединился к молодчикам восточного происхождения. Машины с жандармами, бронированные грузовики спецназа патрулировали улицы.
Париж затих. Из старых подвалов полез липкий страх . Квартал затаился, люди внимательно слушали обращение президента к нации, внимали политикам, читая первые полосы газет, листая новостные сайты.
Внезапно приехал русский. С беззаботным видом переступил порог вестебюля, поздоровался с Клодом. На ломаном французском мимоходом поинтересовался о делах. В девятом часу вечера он прошел через парадное, вертя на пальце ключи.
На нем был дорогой черный костюм, белоснежная сорочка. Длинный плащ он держал перекинутым через руку.
На улице было тихо и безлюдно, Клод закрывал подъезд рано, но не покидал своего наблюдательного пункта за стеклом до поздней ночи. Вечерний Париж был придавлен смутными ожиданиями.
«Сумасшедший! Куда можно ехать в такую тревожную ночь? Надо быть безрассудным до безумства!» – думал Клод, закрывая двери подъезда.
Он решил дождаться возвращения, почти не отходил к себе, прислушиваясь к звукам улицы.
Поздним вечером у парадного раздался шум мотора. Колокольчик звякнул, кто-то топтался у входа. Плащ нелепо держался на плечах у визитера, подрастерявшего свой шарм. Он недоуменно смотрел на консьержа, прошел в центр холла. Тесьма от бабочки свисала из нагрудного кармана, под мышкой он держал бутылку дорогого вина. Ситуация становилась комичной, вид русского располагал к этому, лишь многолетняя выдержка не давала вырваться чувствам.
– Камрад! – проговорил визитер, певуче и непонятно добавил – Дай, Джим, на счастье лапу мне! Давай с тобой полаем при луне!
Нетвердой походкой прошел за стекло перегородки к маленькому столу. Осторожно сдвинув в сторону телефон, брякнув донышком о столешницу, подмигнул и погрозил пальцем.
– Момент! Айн момент! – бросил перед тем, как двери лифта закрылись.
Ночной визитер возвратился, держа в руках фужеры, большую жестяную банку синего цвета и бутылку дорогой водки.
– Закусим?
У Клода не хватило решимости отказать. Он не знал, как вести себя в такой ситуации, ведь она не могла произойти в этих стенах.
Русский разложил хлеб, водку и икру. Целую банку черной икры! Проворно вынул из кармана склянку с огурчиками.
– Прошу к шалашу!
Получалось так, что первую фразу он говорил для себя. Потом спохватывался, добавлял на французском или английском языке, иногда использовал немецкие выражения. Налил почти по полной, залихватски чокнулся с фужером Клода. Было четверть пятого. Утро только-только опускалось на город. За много лет своей безупречной службы Клод впервые нарушил правила, решил рискнуть и поднял фужер.