Сомнительная полночь (сборник)
Шрифт:
— Валяться в постели — недостойно, — сказал он после паузы. — Я ясно осознал, насколько я несчастлив, и не желаю возвращаться домой.
Джуно поцеловала его.
Часом позже они уже были в квартире в Лондоне-Семь.
— Я хочу ребенка, — сказала Джуно.
— Как?!
— А так, что, согласно контракту, ты обязан меня им обеспечить.
Они сидели на балконной скамейке на двести четырнадцатом этаже Лондона-Семь и пили кофе. Приблизительно в полумиле под ними ковер тумана, упорно державшегося в продолжение двух дней, начал понемногу утончаться.
— Перспективы искусственного осеменения вовсе не приводят меня в бешеный восторг, — сказал Дайон, собираясь с мыслями.
— Смени программу. Я вовсе не это предлагаю. Есть интересная статистика. Оказывается, при таком способе зачатия и вынашивания высок процент неврозов, как среди матерей-носителей, так и среди младенцев. Я хочу пойти суровым путем.
— Суровым для кого? — спросил Дайон.
— Для меня, маленький трубадур. Ты думаешь, я жажду, чтобы ты тратил время и энергию на инфру?
— Я мог бы войти во вкус эксперимента.
— Я была бы только рада. Но целью упражнении должен быть здоровый ребенок. Не забывай об этом.
— Что пережгло твои транзисторы, бесплодная утроба? Неужели это бурное приключение в канун Дня Всех Святых напомнило тебе, что все мы смертны? Или, несмотря на инъекции жизни, ты становишься старой и сентиментальной?
Джуно вздохнула:
— О, Дайон. Почему ты все время делаешь вид, будто живешь внутри стального шара? Ради меня ты чуть не погиб навсегда. Разве это так ужасно, что я захотела от тебя ребенка?
— Они тебя изнасиловали?
— Почему ты об этом, спрашиваешь?
— Они тебя изнасиловали?
Она улыбнулась:
— Полагаю, это можно назвать и так. Они вкололи мне полную дозу какой-то дряни, и я пласталась, как сука в течке… Но сейчас это не имеет никакого значения. Ожоги на теле зажили, ожоги на душе вылечили психотерапевты, и теперь единственный комплекс, оставшийся у меня, связан только с тобой.
— Ага! Вот оно что! — выкрикнул Дайон с чувством триумфа. — Ты была подчинена. Вот почему тебе захотелось ребенка. Ты была подчинена, и добрая старая Доминанта Природа возобновила миллионолетнюю программу. Твоя похотливая сущность тут ни при чем. Ты неподвижно лежала на спине, и твой разум был пуст, как лунный вакуум, а твое тело в это время вспомнило все, что нужно. И теперь ты пытаешься стать анахронизмом по доверенности.
— Разве это имеет значение? — спросила Джуно.
Дайона раздражало, что ее голос и манера поведения были совершенно спокойны.
— Да, плоскобрюхая, имеет.
— Почему?
— Потому что нельзя обманывать природу вечно.
— Ты говоришь загадками.
— Это что, я живу загадками.
— И поэтому ты попытался взять билет в один конец на дно Северного моря?
— Сам себе удивляюсь, —
— Нет, было еще кое-что, мейстерзингер. Ты играл в русскую рулетку с самим собой — и сам был пулей.
Она тяжело посмотрела на него:
— Ты уже был мертв однажды. Ты что, привык к смерти, как к наркотику, и теперь сидишь на крючке?
— Мы все на этом крючке, любимая. Мы проводим всего девять месяцев, готовясь к рождению, так почему надо проводить пару столетий, готовясь к смерти? Потряснее всего — сгореть быстро и с фейерверком.
Джуно вздохнула:
— Вот почему мне хочется ребенка. Я слышу тиканье часов… Что-то произошло с тобой, Дайон.
— Да. Я увидел, как большую суку поджаривают на костре, и совершенно потерял голову.
— Нет, что-то еще. После лечения в клинике с тобой было все в порядке. Что-то произошло потом.
Он криво усмехнулся:
— Одно возведение в рыцари и одна королевская прерогатива.
— Это все еще не то, что я имею в виду… Кто был тот жиган, посетивший тебя, пока ты лежал пластом?
— О, ты становишься сыщиком? Его имя — Атилла Т. Гунн. Он приходил предложить мне набег на Балканы.
Джуно пожала плечами и на некоторое время замолчала. Она сидела, уставившись на красное солнце, которое скользило вниз, создавая странную иллюзию судорожного подрагивания в западной части горизонта. Затем доминанта стала слегка дрожать, хотя температура на балконе оставалась постоянной и равной восемнадцати градусам.
— Так ты дашь мне ребенка? — спросила она после продолжительного молчания.
— Почему бы и нет? Новая игрушка, может быть, развлечет тебя. Ты, должно быть, устала от странствующего поэта.
— Я люблю тебя, — сказала она просто.
— Одной любви недостаточно.
— Чего же тогда достаточно?
— Абсолютного подчинения и мира, где мужчины могут свободно дышать, не спрашивая разрешения у ближайшей доминанты-медички. Мира, где все женщины гордятся большими животами, в которых вынашивают детей… Ты хочешь ребенка — и ты его получишь. Это будет приготовленное, свежезамороженное стерилизованное дитя, и я желаю тебе получить от общения с ним много радости. Он не будет знать твоей груди, и, если это будет сын — мой сын, — он станет врагом всего твоего племени. Он вступит в любовную связь с твоей кредитной карточкой и сломает ногу, отплясывая на твоих похоронах.
Дайон мрачно рассмеялся:
— Да, ты можешь иметь ребенка. Так что тебе лучше найти для меня какую-нибудь бедную, сбитую с толку, голодную инфру, которую я смогу насиловать и любить и у которой отниму молодость. Ее несчастное тело выносит плод моей любви за вознаграждение, равное стоимости пары инъекций жизни, и за это я буду любить ее. Даже если она глупа, как кочан капусты, и уродлива, как прошлогодняя картофелина, я буду любить ее. Потому что у нее будет жалкая гордость, уродливая красота, трусливая смелость. И если ты можешь понять это, ты на полпути к тому, чтобы осознать, что не так уж все благополучно в этой упорядоченной, гигиенической тюрьме, которую создали подобные тебе безвозрастные и безликие твари.