Сомнительная полночь (сборник)
Шрифт:
— Могу только сказать, что ты обманывал сам себя — с моей минимальной помощью.
— Но, ради Христа, для чего?
— Кто знает? — ответил Леандер, любуясь собой. — Может быть, просто из желания быть героем.
— Нет, гробокопатель, я спрашиваю не о себе, а о тебе, — сказал Дайон холодно. — Почему ты это сделал? Зачем этот трюк с Потерянным Легионом? К чему это желание завербовать именно Дайона Кэрна в качестве главного исполнителя твоих бредовых планов? Зачем было красить доминант в пурпур, сжигать королеву и добиваться того, чтобы из наших мозгов сделали кашу?
Леандер засмеялся:
— Вопросы! Вопросы! Посмотрим, есть ли на них удовлетворительные ответы! Первое:
Дайон не знал, плакать ему или смеяться. Но тут он поймал взгляд Леандера, и последний порыв победил. Смех отозвался в маленькой пустой комнате гулким эхом. Несмотря на то что, издавая эти звуки, Дайон сотрясался в конвульсиях, он вслушивался в них почти отрешенно, наслаждаясь своим, по всей видимости, последним безудержным хохотом в этом безумном мире. Но это было нечто большее, чем хохот, и меньшее, чем просто смех. Это был тщательно замаскированный крик души. Наконец Дайон успокоился настолько, чтобы осознать, что Леандер говорит снова.
— Я был законченным терпеливым нигилистом, — сказал Леандер. — В продолжение одиннадцати лет, кипя в глубине души негодованием, я выполнял тяжелую грязную работу в клинике на Трафальгарской площади, ожидая, что какой-нибудь настоящий Ланселот очертя голову проникнет в этот заповедник драконов. И вот в поисках инъекций жизни появился ты, с лицом, искаженным страданием, и психозаписью о трех третьих степенях. Тогда я сказал себе: этот парень — то, что мне нужно. Хвастливый малый с избытком адреналина и достаточно развитым воображением, чтобы проглотить полнейший абсурд. Как я был прав! Как ошибочно прав я был! Только ты, в котором так причудливо соединились высокий интеллект и крайняя глупость, мог, стоило мне только отдать приказ, принять на себя обязанности диверсионного подразделения.
— А где же были остальные? — спросил Дайон.
— Где были остальные? Действительно, за эти годы в рядах Потерянного Легиона побывал еще кое-кто. Некоторых я потратил на маленькие бесчинства, вроде диверсий на детских фермах. Других послал с нереальной миссией к иностранным единомышленникам — ты знаешь такого сорта вещи: «Жиганы всех стран, соединяйтесь, вам нечего терять, кроме своего места на одну ночь…» Но ты — совсем другое дело. У тебя был природный дар. Твое участие делало шутку стоящей. В тебе была искра артистического гения, которая придала игре убедительность — даже для меня.
— Но ведь все это могло бы быть на самом деле, — медленно сказал Дайон. — Где-то ведь действительно мог скрываться многоцветный, стереофонический, трехмерный Потерянный Легион, ожидающий только последнего приказа.
— Дайон, дорогое дитя, ты дурак от рождения, — ответил Леандер. — Будь добр, не пытайся переделать природу. Ты же видишь, сейчас в Англии не осталось джентльменов. А те, что остались, находятся в постелях у доминант, потому что в этом полураю больше постелей, чем тел для них. Ты никак не можешь вылезти из своего тесного шелкового кимоно. Мужество вышло из употребления. Проказники все еще играют — вспомни недавнее празднество в Стоунхендже, — но никто не борется. Борьба требует мужества, а мужество… как было сказано
Наступила тишина.
— Я думаю, будет какое-то разбирательство? — сказал Дайон, помолчав.
— Разумное предположение, — ответил Леандер благодушно. — Цареубийство — умирающее искусство, но оно все еще вызывает некоторое уважение.
Дайон рассмеялся:
— Виновен, но невменяем.
Леандер засмеялся в ответ:
— И это, мой дорогой принц, вердикт для нас всех.
— Но ты же, конечно, понимал, что единственное, чего я хочу, — жить в мире. Что я нашел нечто, ради чего стоит жить. Что я построил мир, в котором двадцать первого столетия не существовало.
Леандер был непоколебим:
— Я спас тебя от превращения в растение.
— Но так что, теперь я все равно буду превращен в растение, только другого рода.
— Возможно. Но все же было кое-что, что я должен был узнать. Это казалось важным.
— Ну и что, Стоупс ради, могло быть столь важным?
На мгновение сардоническая маска спала с лица Леандера.
— Я должен был узнать, мужчины ли еще мы… И я не хотел быть в этом деле один.
И тут они услышали доносящийся из-за двери звук приближающихся по коридору шагов.
La reine est morte. Vive la reine! [57]
Елизавета Третья, счастливая обладательница сверхюного пятидесятилетнего тела, совмещавшая в своем лице наследницу ожидаемую и наследницу фактическую, сделалась преемницей погибшей королевы. И поэтому ее первый публичный выход произошел во время судебного разбирательства, должного распорядиться судьбой тех, кто сделал вступление Елизаветы на престол возможным. (Это было одно из самых рекордных по количеству зрителей телешоу, собиравшее у экранов, по приближенным оценкам, девять миллионов человек) Судебное разбирательство длилось три часа сорок минут, включая перерывы. Его начало, по стандартному федеральному времени, было тщательным образом выбрано так, чтобы прийтись на часы пика зрительского интереса. Вследствие этого было отменено несколько миллионов званых ужинов и других общественных развлечений. Оба обвиняемых потребовали от суда признать их виновными и вменяемыми, но обоим было отказано.
57
Королева умерла. Да здравствует королева! (фр.)
Номинальное жюри присяжных состояло из семи доминант, двух жиганов, одного сквайра и двух инфр. Все они были хорошими и честными гражданами. Каждому из них гарантировалось постоянное освобождение от судебных обязанностей с этого момента и до конца жизни, а также полпроцента дохода от продажи авторских прав на телепередачу, стенограмму процесса, драматические произведения на его материале и их переиздания, в течение ближайших пяти лет. (Одна американская доминанта даже потребовала еще пятьдесят процентов за создание версии процесса в форме мюзикла.) По оценкам, общий доход должен был достигнуть миллиона львов, и одна проворная американка уже заявила претензию на половину этой суммы за музыкальную версию зрелища.