Сон Смерти
Шрифт:
Я не могу снова взглянуть на Софи, пока через полчаса, когда мистер Фредриксон закончил урок, и мы были готовы работать над собственными проектами. Я копаюсь в рюкзаке, притворяясь, что мне что-то нужно — и поглядываю на неё через завесу волос.
Она наклонилась над своей бумагой, её язык зажат между передними зубами, как будто она на самом деле старается. Большинство ребят не беспокоятся, хотя позже они жалеют об этом, когда узнают, что, в отличие от некоторых учителей рисования, Фредриксон не просто ставит оценку А(отлично) всем, кто появляется на уроке.
У Софи чёрные кудрявые волосы, они опускаются к плечам; она выглядит довольно высокой,
Ну, она необычайно худая. Худоба как у балерины. Или, может быть, у неё даже проблемы с едой. Я продолжаю наблюдать за ней, и, при ближайшем рассмотрении, я замечаю, как выступают кости на её запястьях, как остры её ключицы и скулы. Я снова смотрю на её лицо и понимаю, что она выглядит усталой. Нездоровый. Не сильно, но достаточно, что, если бы я рисовала её, я бы обратила внимание надо и отразила на картине.
Могу ли я сказать, что она выглядит как будто её преследуют призраки? Очень заманчиво. Может быть так я выгляжу со стороны?
Она поднимает голову, и я поворачиваюсь обратно вперед.
Все это пугает меня до чёртиков. Я знаю, я знаю, я видела, как пастель падала и разбивалась. Я выросла Оракулом, и я не стану сомневаться в своём здравом рассудке.
Я просто надеюсь, что это не сумасшествие, чтобы относится с подозрением к ней.
Осталось всего десять минут урока, когда я чувствую покалывание в висках. Видение. Пустяки. В прошлом году я бы немедленно собралась с силами, чтобы бороться с ним, теперь это уж не обязательно. Дома я просто позволяю им приходить, но в школе это зависит от того, что я делаю. По необходимости я всегда присматриваюсь с людям, чтобы обнаружить существо, похожее на Смита — это может играть определённую роль в моём выборе. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что происходит, чтобы кто-то мог увидеть, как меня посещает видение. Речь идёт не о том, чтобы избегать реальных видений, но мне всё ещё нужно скрывать свои способности от монстров, которые могут охотиться на меня. Или на других через меня.
Но правда в том, что приятно анализировать окружение и принимать обоснованные решения. Это заставляет меня чувствовать гораздо больше контроля над своими способностями, которые управляют мной всю жизнь. Да, когда я в школе, я просто сражаюсь с ними — это проще и быстрее, но этот выбор кажется невероятно важным.
Покалывание растет, распространяется по всему черепу. С каждой секундой сильнее. Обычно, чем больше событие, тем труднее ему противостоять. Для сильного видения прийти сюда, сейчас, кажется, ужасной случайностью; это усиливает мои подозрения и исключает беспокойство, что я могу прыгнуть в тень. Но теперь я должна сделать выбор. Видение может показать полезную информацию, но это может быть просто особенно ужасная автомобильная катастрофа в двадцати милях от города. В любом случае, если кто-то или что-то смотрит, кто-то вроде Смита, как я вхожу в транс посреди художественного урока, может сделать выводы.
Мои пальцы начинают трястись, пытаясь удержать это предсказание в то время, пока размышляю над тем, должна ли я, и боль начинает пульсировать. У меня в голове появляется мысль, что, возможно, у меня нет выбора. Другим следствием того, сейчас я позволяю видениям приходить чаще, стало то, что им труднее противостоять. Это как силовая тренировка, чем чаще я отодвигаю видения, тем легче
День продолжает становиться всё лучше.
Разговоры в классе становятся громче, когда наступает обеденный перерыв, и я надеюсь, что никто не заметит, что я кладу голову на руки на столе, закрываю глаза и сдаюсь видению.
Шторм в моей голове смягчается на мгновение, когда я перестаю сопротивляться, но внезапно он снова возрастает, поднимается словно торнадо в моём черепе, высасывает ветер из меня и избивает мой мозг, заставляя каждую мышцу в моём теле напрячься.
Последнее видение, которое у меня было, было таким сильным -
Было...
Было.
Занавес за моим вторым взглядом — веко моего третьего глаза — чувствует себя тяжело и моё зрение — само вспыхивает, словно пробуждается от глубокого сна. Я стою в фойе красивого дома. Кажется, действительно это хороший дом, похожий на дом Линдена, я ругаю себя. Это не дом Линдена. Фокус. В моей голове появляется тупая пульсация, когда я пытаюсь понять. Я поворачиваюсь и смотрю позади себя на двери дома. Или входные двери, скорее. Красивые французские двери, высотой восемь или девять футов с круглыми стеклами и коваными изгибами и завитушками, покрывающими каждый дюйм. Верхний свод, возвышающийся над мной, и стены окрашены в дополняющие серо-коричневые оттенки. Изогнутая лестница полностью великолепна, с медово-коричневым деревянным поручнем, поднимающимся до второго этажа, с замысловатыми скошенными перилами, обернутыми искусственным плющом.
Несмотря на прекрасные декорации, я знаю, что здесь есть что-то важное, и я жду ответ, сила, которая находится где-то глубоко в моём животе, и кажется, что веревка привязана к моей талии, тянет меня, куда мне нужно идти. Кажется, он неохотно появляется, так или иначе, но после доброй минуты он наконец-то что-то делает, и мои ноги поднимают меня по лестнице в большую комнату — или, во всяком случае, к нескольким комнатам, достаточно большим, чтобы произвести на меня такое впечатление. Первая комната, в которую я вхожу — это эта гостиная, и я вижу огромный шкаф и ванную комнату слева. Комната выполнена в форме буквы L и я захожу за угол.
В видении я падаю на колени, живот сжался.
Красный цвет везде. Разбрызган на стенах, капает на ковер, даже раздвижные стеклянные двери, которые выглядят так, будто они открываются на балкон, покрыты полосами крови. Тянущее ощущение в моём животе усиливается, поэтому я делаю несколько глубоких вдохов и заставляю себя встать на ноги, поэтому я могу сделать несколько ошеломляющих шагов к кровати, где лежат двое людей, в буквальной луже крови. Мужчина и женщина. Владельцы дома?
Через кровь я вижу то, что кажется мне ранами от ножа, по десяткам десятков раз. Руки, ноги, рваные отверстия в постельном белье. Тот, кто это сделал, колол их снова, снова и снова.
Я увидела достаточно.
В видении я отступаю, шаг за шагом, почти сбегая в обратном порядке, но в голове я рисую занавес на своём втором взгляде.
И снова сижу на высоком табурете в художественном классе.
— Шарлотта, Шарлотта?
Кто-то мягко трясёт меня за руку. Я рывком поднимаюсь на несколько дюймов, рада узнать голос учителя.
— Мистер Фредриксон, — бормочу я сквозь зубы. Вся моя челюсть болит, и я знаю, что, должно быть, она сжимала её железными тисками на протяжении всего видения.