Сон Смерти
Шрифт:
Сиерра говорит, что я не виновата. Причина — не вина.
Я не вижу разницы.
Я пробираюсь сквозь толпу учеников, уже не страдая от того, что никто не обращает на меня внимания. Хотела бы я быть невидимкой. Учитывая то, каково жить со сверхъестественными силами, невидимость была бы очевидным улучшением. Если бы кто-нибудь знал, что я отвернулась от них, я была бы больше, чем изгоем. Меня будут избегать, ненавидеть и, возможно даже бежать из города. И это будет правильно.
Я смотрю из выцветший, потрескавшийся линолеум и встречаю пару светло-зелёных глаз.
Ох, да, это тоже. Чтобы подлить масла в огонь, когда
У него есть особая улыбка для меня, которую он мне посылает поверх голов других учеников. Улыбка, при виде которой три месяца назад я скакала от радости. Это печальная улыбка. Тоскливая, наверное. Но интимная — это улыбка общей тайны. Такие тайны часто связывают людей. Наши нас разлучают.
Я заставляю себя отвести взгляд.
Каждое утро я заставляю себя отвести взгляд. Раньше при встрече с ним в коридоре у меня кружилась голова, урок в одном классе с ним — это лучшая часть моего дня. Но это было до Смита. Перед убийствами. Перед тем, как Линденом манипулировали — принуждали на самом деле — влюбиться в меня. Прежде чем я обнаружила, насколько я могу быть сильной. Насколько я опасна для всех вокруг меня.
Один год и три месяца. Это тяжело для всех в Школе Вильгельма Телля. Все они потеряли друзей, любимых, даже врагов. Всё ещё больно. Но для других учеников это было случайные преступления сумасшедшего, который умер в тюрьме. Я знаю правду. Всё из-за меня. Один год и три месяца. Тогда я смогу уехать в колледж, и Линден тоже отправится куда-то в другое место. Вероятно, в дорогой университет, куда-нибудь подальше. Так будет лучше. Для нас обоих.
Нет, я снова лгу себе. Ему будет лучше. И это стоит того. Стоит того, что я блуждаю в течение дня, заставляя себя не слишком много смотреть на него. И, конечно, не разговаривать с ним. У него есть шанс преодолеть это и двигаться дальше. Я же застряла здесь, в Колдуотер. Оледеневшая, как каток в Охотничьем парке. Заморожена до самого дна.
Вход в художественный класс служит необходимым отвлечением. Мистер Фредриксон считает что нужно демонстрировать работы учеников; в классе все поверхности покрыты красочными проектами, от картин на стенах и мобилей, висящих на потолочных плитах, до керамики на столе и даже скульптур, стоящих по углам. Он меняет их регулярно, так что всегда есть что-то новое, чтобы посмотреть. Я вижу яркий мобиль, сделанный из окрашенных листьев, висящих над дверью, и стараюсь сосредоточиться на его радужных оттенках, вместо моих собственных тёмных мыслей.
Это немного помогает.
Я пробираюсь по проходу к своему обычному месту впереди, когда несколько больших парней с другой стороны начинают толкать друг друга — добродушно, я думаю, но они всё равно большие парни. Один из них спотыкается о стол, толкая его; у девушки, которую я не узнаю, на столе лежит набор пастельных мелков, и черный мелок разбивается на полу, примерно на двадцать кусочков.
Затем исчезает.
Мои глаза расширяются, когда я наблюдаю, как движение повторяется снова, мой живот скручивается с от ощущения дежа вю, которое я обычно испытываю, когда я вынуждена смотреть, как сбывается одно из моих видений
Но я не помню, чтобы у меня было видение об уроке рисования.
На этот раз, когда стол качается, тонкая рука девушки тянется и хватает мелок, прежде чем он ударится об пол.
Я стою и смотрю в то место, где я видела, как мелок разбивается на части, чёрные кусочки разлетелись на три фута в каждом направлении.
Это произошло. Я видела это.
И тогда всё вернулось обратно, как проматывая запись — буквально все переделано.
Мальчики продолжают толкаться, и девушка продолжает сортировать свои мелки; никто, кажется, ничего не заметил, кроме меня.
— Привет! Земля вызывает Шарлотту, — звенит голос позади меня.
Отлично. Я задерживаю движение. Мои щёки горят, когда я опускаю голову и позволяю своим волосам упасть на плечи, бросаясь к моему обычному стулу в передней части класса. Я уже давно смирилась с тем, что стала школьным инопланетянином, но почему-то каждое новое подтверждение приходит со свежей порцией смущения.
К счастью, к счастью? ежедневная неловкость — это не повод для паники, ужаса, ощущения скрежета на затылке. Что это было? Ментальный занавес, который я держу на своём втором взгляде, кажется бездействующим и крепким, никаких видений, пытающихся пробиться сквозь них, никаких головных болей, угрожающих превратиться в мигрень. Я не могу исключить возможность того, что кто-то снова использует мои способности, может ли Смит каким-то образом пережить смерть своего тела? — но я в этом сомневаюсь. Помимо дежа вю, это не было похоже на видение будущего, я просто видела происходящее дважды.
И если бы кто-то вмешался в мои силы, почему они используют их, чтобы спасти чёрную пастель? Или, если уж на то пошло, как? Даже если бы у меня было какое-то странное смелое видение будущего,
это, конечно, не я пыталась изменить события в мере того, как они происходят. Но если ничего не использовало мои силы, то что я только что видела? Единственным человеком, который немного выиграл от результата, была девушка. Девушка, которую я не узнала.
Старая паника закончилась, новая началась. То, что я мало знаю о Сёстрах Дельфи, и их легендарной строгость пугает меня. Отправили ли они ли они кого-нибудь, чтобы шпионить за мной? Я просто стала свидетелем того, как другой Оракул меняет будущее? Всё, что я знаю о своём втором взгляде, говорит мне, что это невозможно, но я не знаю всего.
Фактически, то, что я не знаю о том, как Оракул может заполнить небольшую библиотеку, как минимум. Это я знаю, потому что я видела размер библиотеки тёти Сиерры об Оракулах. Для меня это уже не так, как раньше, но чтение всего этого займёт много времени.
Парень по имени Алекс, к которому я настроена дружески, скользит на сиденье рядом со мной, и я успокаивающе вздыхаю, изо всех сил пытаясь обуздать свой страх. Как только он устроился, я наклонилась и прошептала:
— Кто эта девушка сзади?
Он оборачивается к задней части класса, чтобы посмотреть прямо на девушку, и я хочу закрыть лицо руками чтобы скрыть своё смущение.
— О, это Софи, — говорит он, не пытаясь шептать. — Она новенькая. Сегодня её первый день.
— Спасибо, Алекс, за очень незаметную помощь, — бормочу я. Он просто пожимает плечами. Алекс, по крайней мере, такой же нервный и неловкий, как и я, но он принимает это и ему плевать на то, что, кто думает о нём. Я, с другой стороны, всю свою жизнь пыталась быть невидимой и удвоила эти усилия, узнав, насколько смертельно опасно быть замеченной.