Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.
Шрифт:
Лай Да ушел выполнять приказание.
Надо сказать, что одно время молодые монашки находились под неусыпным надзором старой настоятельницы и с утра до вечера читали молитвы и сутры. Но после того как Юаньчунь навестила своих родных, за монашками перестали следить, и они разленились. К тому же повзрослели и уже не были такими наивными. Что же до Цзя Циня, то он прослыл легкомысленным и большим любителем женщин. Он попытался было соблазнить Фангуань, но это ему не удалось, и он устремил свои помыслы к другим монашкам: буддийской Циньсян и даосской Хаосянь.
И вот в середине десятого месяца, получив деньги на содержание монашек, Цзя Цинь решил повеселиться и, приехав в монастырь, нарочно тянул с раздачей денег, а затем сказал:
– Из-за ваших денег я задержался и в город уже не успею. Придется заночевать здесь. Сейчас холодно, и хорошо бы немного согреться. Я привез фруктов и вина, не повеселиться ли нам?
Послушницы обрадовались, накрыли столы, даже пригласили настоятельницу. Одна Фангуань не пришла.
Осушив несколько кубков, Цзя Цинь выразил желание поиграть в застольный приказ.
– Мы не умеем! – закричала Циньсян. – Давайте лучше в угадывание пальцев! Кто проиграет, тому пить штрафной кубок! Это куда интересней!
– Сейчас еще рано, едва миновал полдень, поэтому пить и шуметь непристойно, – заметила настоятельница. – Давайте выпьем еще немного и разойдемся. А вечером будем пить сколько вздумается. Кто хочет составить нам компанию, пусть приходит!
Неожиданно прибежала запыхавшаяся монашка:
– Скорее расходитесь! Приехал господин Лай Да!
Монашки быстро убрали столы и велели Цзя Циню спрятаться.
– Чего испугались, я же вам деньги привез! – крикнул Цзя Цинь, уже успев хватить лишнего. И тут на пороге появился Лай Да. Он сразу смекнул, в чем дело, но волю гневу не дал, памятуя наказ Цзя Чжэна все сохранить в тайне.
– Как, и господин Цзя Цинь здесь? – спросил он, как ни в чем не бывало.
– Что вам угодно, господин Лай Да? – спросил тот, выйдя навстречу управляющему.
– Очень хорошо, что вы здесь, – невозмутимо ответил Лай Да. – Велите монашкам побыстрее собраться и ехать в город – таков указ государыни.
Цзя Цинь приступил было к Лай Да с расспросами, но тот лишь сказал:
– Некогда! Время позднее, надо спешить!
Монахини сели в коляски. Лай Да поехал верхом впереди. Но об этом рассказывать мы не будем.
Узнав о случившемся, Цзя Чжэн был вне себя от гнева. Он даже не поехал в ямынь, а сидел у себя в кабинете и беспрестанно вздыхал. Цзя Лянь стоял у дверей, не осмеливаясь ни войти, ни удалиться.
Неожиданно вошел привратник и доложил:
– Нынешней ночью в ямыне должен был дежурить господин Чжан, но он заболел, и прислали за нашим господином.
Цзя Чжэн еще больше расстроился. Он с нетерпением ждал Цзя Циня, за которым послал Лай Да, а теперь ему придется дежурить в ямыне.
– Лай Да уехал сразу же после завтрака, – сказал Цзя Лянь. – Монастырь Шуйюэ в двадцати ли от города, в оба конца, как
Цзя Чжэн поехал в ямынь, а Цзя Лянь пошел к себе. Он досадовал на Фэнцзе, которая в свое время порекомендовала Цзя Циня на должность смотрителя монастыря, но Фэнцзе болела, и Цзя Лянь не мог выместить на ней скопившийся гнев.
Между тем слух о листках, расклеенных на воротах, распространился среди слуг, дошел он и до Пинъэр, а та не замедлила сообщить новость Фэнцзе.
Фэнцзе всю ночь маялась от боли и чувствовала себя совершенно разбитой; кроме того, не давал ей покоя случай с Мяоюй в кумирне Железного порога.
Когда же она услышала о листках на воротах, невольно вздрогнула и спросила:
– А что там было написано?
– Ничего особенного! – ответила Пинъэр. – Что-то о монастыре Пампушек.
Фэнцзе и без того испытывала тревогу, а услышав, что дело касается монастыря Пампушек, пришла в смятение. Кровь бросилась ей в голову, она закашлялась и откинулась на подушку.
– Госпожа, стоит ли так тревожиться? Речь идет о монастыре Шуйюэ! Я просто оговорилась.
У Фэнцзе отлегло от сердца, и она вскричала:
– Ну и дура же ты! Объясни толком, о каком монастыре речь? Пампушек или Шуйюэ?
– Сначала мне послышалось, будто говорили о монастыре Пампушек, – отвечала Пинъэр, – но потом оказалось, что о монастыре Шуйюэ. А оговорилась я по рассеянности.
– Ну конечно же о монастыре Шуйюэ! – согласилась Фэнцзе. – К монастырю Пампушек я не имею никакого отношения. А в монастырь Шуйюэ назначила смотрителем Цзя Циня. Верно, он присвоил себе часть денег, предназначенных монашкам.
– Речь идет не о деньгах, – возразила Пинъэр, – а о грязных делишках.
– Тут уж я совсем ни при чем, – оборвала ее Фэнцзе. – Куда ушел мой муж?
– Он у господина Цзя Чжэна. Господин Цзя Чжэн очень рассержен, и господин Цзя Лянь не осмеливается уйти домой, – отвечала Пинъэр. – А я велела не поднимать шума, как только услышала, что дело приняло Дурной оборот. Не знаю, известно ли о случившемся госпожам. Господин Цзя Чжэн, говорят, велел доставить к нему монашек. Я послала служанок разузнать, в чем дело. А вы, госпожа, больны, и нечего расстраиваться по пустякам.
Вернулся наконец Цзя Лянь. Лицо его так и пылало гневом, и Фэнцзе не решилась обратиться к нему с расспросами, сделав вид, будто ей ничего не известно.
Не успел Цзя Лянь поесть, как за ним прибежал Ванъэр.
– Вас зовут, второй господин, – сообщил он. – Возвратился Лай Да.
– А Цзя Цинь тоже приехал? – осведомился Цзя Лянь.
– Приехал.
– Передай Лай Да, что господин Цзя Чжэн на дежурстве в ямыне, – распорядился Цзя Лянь. – Монашек пусть разместят в саду, а завтра господин повезет их ко двору. Цзя Циню скажи, чтобы ожидал меня во внутреннем кабинете.