Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ.

Цао Сюэцинь

Один из привратников поспешил к Цзя Чжэну и вручил письмо. Вот что там было написано:

«Мысль опять влечет к старой дружбе [53] ,Чувства верности глубоки.Я вдали, но как будто вижуПолог Вашего паланкинаИ не смею к Вам подойти,Потому что я бесталанен,Провинился пред Государем,И смертей – пусть их десять тысяч —Мало, чтоб вину искупить!Все ж ко мне отнеслись гуманно, —Жив, опальный, хоть в захолустье…Ныне

дом у меня в упадке,Кто куда разбежались люди, —Разлетелись, как звезды в небе…Лишь один остался мне верным —Бескорыстный раб Бао Юн.Он давно мне исправно служит,Не скажу, чтобы был сноровист,Но зато и правдив и честен… Если бВы его приютили,Заработать на пищу дали, —Оправдалась бы поговорка:«Любишь дом – и ворона на домеНе останется без вниманья» [54] .Безгранично Вас уважая,Посылаю письмо с почтеньем,После новым его дополню,А пока на этом кончаю…

53

Мысль опять влечет к старой дружбе… – Письмо, как это было положено при обращении к важным лицам, написано высокопарным стилем (гуаньфу), в определенном ритмическом строе. Комментатор Цай Ицзянь относит этот текст к жанру прозопоэтического повествования.

54

«Любишь дом – и ворона на доме // Не останется без вниманья». – В древней книге «Шаншу» есть изречение: «Тот, кто любит человека, – любит и ворону на крыше его дома».

Засим низко кланяюсь, ваш младший брат Чжэнь Инцзя».

Прочитав письмо, Цзя Чжэн усмехнулся.

– У нас и так избыток людей, а тут еще одного прислали. И отказать неудобно. – Он приказал привратнику: – Позови этого человека ко мне! Придется найти для него какое-нибудь дело.

Привратник вышел и вскоре привел Бао Юна.

– Мой господин шлет вам привет, – сказал слуга. – И я, Бао Юн, тоже вам кланяюсь. – И он трижды стукнулся лбом об пол.

Цзя Чжэн справился о самочувствии Чжэнь Инцзя и внимательно посмотрел на Бао Юна.

Это был малый ростом более пяти чи, широкоплечий, с густыми бровями, большими глазами навыкате, широким лбом и длинными усами. Вид у него был суровый и мрачный.

– Ты давно служишь в семье Чжэней или только последние годы? – спросил Цзя Чжэн.

– Всю жизнь, – ответил Бао Юн.

– А сейчас почему ушел?

– Я не по своей воле ушел, господин меня упросил. Сказал, что у вас я буду все равно что у него в доме, – объяснил Бао Юн. – Потому я к вам и пришел.

– Твоему господину не следовало заниматься делами, которые до добра не доводят, – укоризненно произнес Цзя Чжэн.

– Не мне судить господина, – ответил Бао Юн. – Одно могу сказать, пострадал он из-за своей чрезмерной порядочности и доброты.

– Это хорошо, что он порядочный, – заметил Цзя Чжэн.

– Но из-за честности его и невзлюбили, – ответил Бао Юн, – и при первой же возможности ввергли в беду.

– В таком случае Небо не отвернется от него! – произнес Цзя Чжэн, – я уверен!

Бао Юн хотел еще что-то сказать, но Цзя Чжэн его снова спросил:

– Это правда, что молодого господина в вашей семье тоже зовут Баоюй?

– Правда!

– Как он? Усерден? Стремится служить? – поинтересовался Цзя Чжэн.

– С нашим молодым господином произошла странная история, – принялся рассказывать Бао Юн. – Характером он в отца. Скромный, честный, но с самого детства любил играть только с сестрами. Сколько его за это ни били, как ни наказывали – ничего не помогало. В тот год, когда наша госпожа ездила в столицу, он заболел и едва не умер. Отец чуть с ума не сошел от горя и, потеряв всякую надежду, стал все готовить

к похоронам. Но, к счастью, молодой господин неожиданно выздоровел. Он рассказал, будто ему привиделось во сне, что он проходит под какой-то аркой, там его встречает девушка и ведет в зал, где стоят шкафы с книгами. Потом вдруг он очутился в комнате со множеством девушек; одни на его глазах превращались в бесов, другие становились скелетами. Он перепугался, стал плакать, кричать. Тогда-то отец и понял, что мальчик приходит в себя. Позвали докторов, стали его лечить, и он постепенно поправился. После этого отец разрешил ему играть с сестрами. Но мальчик совершенно изменился: отказался от всяких игр, стал усердно заниматься и не поддавался дурному влиянию. Мало-помалу он приобрел знания и сейчас помогает отцу в хозяйственных делах.

– Ладно, иди, – после некоторого раздумья произнес Цзя Чжэн. – Как только представится возможность, я дам тебе какое-нибудь дело.

Бао Юн почтительно поклонился и вышел. И больше мы о нем пока рассказывать не будем.

Однажды, встав рано утром, Цзя Чжэн собрался в ямынь, как вдруг услышал, что люди у ворот говорят так громко, словно хотят, чтобы он их услыхал. Решив, что произошло нечто такое, о чем им неловко докладывать, Цзя Чжэн подозвал привратника и спросил:

– О чем это вы там болтаете?

– Не смею вам рассказать, – промолвил привратник.

– Почему? Что случилось?

– Открываю я утром ворота, а на них листок с непристойными надписями, – ответил привратник.

– Глупости! – не вытерпел Цзя Чжэн. – Что же там написано?

– Всякие грязные выдумки о монастыре Шуйюэ, – ответил привратник.

– Ну-ка, дай взглянуть, – распорядился Цзя Чжэн.

– Я не смог сорвать листок, очень крепко приклеен, – развел руками привратник. – Велел соскоблить, но прежде переписать все, что там написано. А только что Ли Дэ сорвал такой же листок с других ворот и принес мне. Это чистая правда! Поверьте!

Он протянул Цзя Чжэну листок и тот прочитал:

«Ракушка» и «запад», «трава» и «топор»… [55] Весьма еще юн по годам,К монахиням в роли смотрителя онНедаром повадился в храм!Куда как неплохо бывать одномуСреди монастырских подруг:Там песни, азартные игры, разврат, —Поистине сладкий досуг!Скажите: когда непочтительный сынСвершает такие дела,Что скажет об имени добром Жунго,Раскрыв эту тайну, молва?

55

«Ракушка» и «запад», «трава» и «топор»… – Сочетание знаков-элементов, имеющих значение «запад» и «ракушка», составляет иероглиф «цзя»; сочетание элементов «трава» и «топор» составляет иероглиф «цинь». Эти четыре элемента, таким образом, входят в иероглифы, означающие имя Цзя Цинь.

Цзя Чжэн задохнулся от возмущения, голова закружилась, в глазах потемнело. Он приказал никому не рассказывать о случившемся, велел тщательно осмотреть все стены дворцов Нинго и Жунго, после чего вызвал Цзя Ляня и спросил:

– Ты проверял, как присматривают за буддийскими и даосскими монахинями, которые живут в монастыре Шуйюэ?

– Нет, – ничего не подозревая ответил Цзя Лянь, – этим занимается Цзя Цинь.

– А под силу ему такое дело? – крикнул Цзя Чжэн.

– Не знаю, – робея, произнес Цзя Лянь, – но, видимо, он что-то натворил!

– Вот, полюбуйся! – вскричал Цзя Чжэн, протягивая Цзя Ляню листок.

– Ну и дела! – воскликнул тот, пробежав глазами написанное.

Вошел Цзя Жун и протянул Цзя Чжэну конверт, на котором значилось: «Второму господину из старших, совершенно секретно».

В конверте оказался листок, точно такой, какой был на воротах.

– Пусть Лай Да возьмет несколько колясок и немедленно привезет сюда всех монашек из монастыря Шуйюэ! – гневно произнес Цзя Чжэн. – Только монашкам ни слова! Скажите, что их вызывают ко двору.